10 В.В.Кондрашин Голод 1932-1933 годов трагедия российской деревни

Их анализ позволяет заключить, что в 1933 г. прежде всего был установлен жесткий и даже мелочный контроль высших органов власти и первых лиц государства за деятельностью местных партийных и советских органов. Под постоянным контролем Сталина, Молотова, Кагановича находились все основные вопросы сельского хозяйства (посевная, уборочная страда, продовольственное и материальное снабжение и т. д.). Особенно жестким стал контроль высшего руководства страны над имеющимися на местах продовольственными ресурсами. Без санкции Центра местные власти не имели права самостоятельно распоряжаться ими. Сталин, Молотов, Каганович занимались оперативной работой по перемещению в стране продовольственных грузов для промышленных центров. Местной власти было запрещено проводить несанкционированные заготовки продовольствия для внутренних нужд. Объем шифрограмм и имеющейся в них информации убедительно доказывает высокую информированность высшего руководства СССР о ситуации в стране, показывает их стремление любыми средствами наладить сельскохозяйственное производство, вывести экономику из кризисного СОСТОЯНИЯ206.

Весной 1933 г. в зерновых районах СССР стала складываться принципиально новая ситуация. Важнейшим ее показателем стал факт укрепления в колхозах трудовой дисциплины под воздействием мер принуждения со стороны политотделов МТС и местных органов власти.

Так, в результате активного применения закона об охране социалистической собственности во второй половине 1933 г. удалось добиться снижения хищений зерна с колхозных полей. В частности, накануне уборочной кампании уже не наблюдались массовые хищения выращенного хлеба, аналогичные хищениям 1932 г. Именно поэтому ЦК ВКП(б) и СНК СССР 8 июня 1933 г. в Инструкции органам прокуратуры и суда дали установку прекратить выселения и аресты крестьян в массовом масштабе по закону от 7 августа 1932 г., так как в этом уже не было необходимости207. Осуждение в 1932 — первой половине 1933 г. большой группы крестьян заставило остальных в значительной степени изменить свое отношение к колхозной собственности.

В 1933 г., как свидетельствовали очевидцы, произошли существенные изменения в сознании крестьян, отразившиеся на состоянии колхозного производства. В 1932 г. основная их масса не желала и в силу объективных обстоятельств не могла добросовестно, с полной отдачей работать в колхозах. Многие колхозники надеялись,

291

что из-за существовавших у них беспорядков они долго не просуществуют, а будут распущены как противоречащие здравому смыслу и многовековой традиции хозяйствования на земле. Но насильственный характер хлебозаготовок 1932 г., политика государства во время наступившего голода не оставляли никаких надежд на этот счет. Обратного пути к единоличному хозяйству не было. Если в предыдущие годы колхозники при большом желании могли уйти из колхоза в отход на заработки, работать с ленцой или вообще не выходить на колхозные работы, то с созданием политотделов МТС, введением паспортной системы, новых правил отходничества такие действия были затруднены и чреваты серьезными последствиями. Теперь колхозники закреплялись в колхозе и, чтобы жить лучше и не умирать от голода, обязаны были добросовестно работать208.

В данном случае речь идет об основной массе колхозного крестьянства. Другая его часть, состоявшая, как правило, из колхозного актива — ударников, коммунистов и комсомольцев, в большинстве молодежь, продолжала поддерживать и активно проводить в своих деревнях государственную политику по укреплению колхозного строя. Ни голод, ни так называемые перегибы не подорвали у этой части крестьян веры в социалистическое будущее, путь к которому лежал через насильственную коллективизацию. Идейно воспитанные Коммунистической партией на теории классовой непримиримости, с менталитетом Гражданской войны они уверенно шли по пути «социалистического преобразования деревни», невзирая ни на какие трудности. Происходившие в 1933 г. в деревне трагические события рассматривались ими как неизбежность на этом пути. Эта часть крестьянства активно поддержала действия политотделов МТС, направленные на укрепление колхозного производства. «Силу какую-то они вдохнули в нас», — говорили они и принимали самое активное участие в организованном политотделами и партийными органами «социалистическом соревновании» между бригадами, колхозами, МТС за качественное проведение сева, уборочной, других сельскохозяйственных работ209. Своим трудом они способствовали укреплению сельскохозяйственного производства, обеспечивая тем самым условия выхода селений из голодного кризиса.

Этот выход происходил не только на путях усиления административных методов давления на крестьянство, но и с помощью изменения государственной политики по отношению к колхозам.

Самым существенным ее изменением стала отмена постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 19 января 1933 г. договорной

292

(контрактационной) системы заготовок зерновых культур. Данное постановление устанавливало твердые нормы сдачи зерна государству колхозами и совхозами и запрещало встречные планы. Нормы сдачи зерна были определены для зерновых районов СССР в конце января 1933 г.210 В частности, согласно постановлению о зернопоставках не позднее 15 марта каждому колхозу и единоличному хозяйству вручалось обязательство, в котором точно указывалось, сколько они должны сдать государству зерна с каждого гектара посевной площади и в какие сроки. Причем обязательная поставка не должна была превышать трети валового сбора каждого хозяйства при среднем урожае. Все оставшееся зерно после выполнения обязательной поставки и натуроплаты МТС оставалось в полном распоряжении производителей. Особое значение для крестьян имел пункт о «безусловном запрещении» местным органам власти и заготовительным органам «допускать встречные планы или налагать на колхозы и единоличные хозяйства обязательства по сдаче зерна, превышающие нормы, установленные настоящим законом. Все излишки хлеба после выполнения обязательств сдачи государству зерна остаются в полном распоряжении самих колхозов, колхозников и единоличников»211.

Подобные изменения стимулировали трудовую активность колхозников, поскольку хлеб, собранный сверх установленных норм, оставался в колхозе. Они заставляли местное руководство принимать все меры для обеспечения успешного проведения сельскохозяйственных работ, которые только и могли обеспечить выполнение государственных заданий по хлебосдаче. Теперь оно лишалось возможности выполнять районный и краевой планы за счет изъятия хлеба у передовых хозяйств. Таким образом, новая система заготовок повышала заинтересованность и ответственность за состояние колхозного производства как руководителей, так и рядовых колхозников.

Укреплению колхозного производства способствовали и постановления Наркомзема СССР от 28 февраля 1933 г. «О примерных нормах выработки на 1933 год» и «Об оценке трудодня различных сельскохозяйственных работ в колхозах»212. Они в значительной мере устраняли ту неразбериху, которая существовала в колхозах в 1932 г. при определении и оценке норм выработки колхозников на различных колхозных работах и оказала негативное влияние на их стимулирование. Например, тогда начисление трудодней происходило в большинстве случаев вне зависимости от качества работы. Трудодни механически писали за пахоту с огрехами, остав

293

ление сорняков при прополке, неполный оборот, потери при уборке, плохую косьбу и т. д. Новые правила строго предписывали бригадирам не начислять трудодни за работу, «проведенную некачественно». Нормы выработки следовало определять не механически по всем колхозам района, а в соответствии с «особенностями колхоза, состоянием тягла, машин, характером почвы». В целях стимулирования предусматривалось при получении бригадой колхоза урожая выше среднего колхозного всем членам бригады производить начисление трудодней в пределах 20 % всего числа выработанных ими трудодней за счет одновременного снижения в тех же размерах бригадам, давшим урожай ниже среднего колхозного213. Данные постановления способствовали повышению заинтересованности колхозников в качественном выполнении основных сельскохозяйственных работ. В отличие от 1932 г., в 1933 г., с появлением в колхозной деревне политотделов МТС, становилось возможным контролировать их выполнение.

8 мая 1933 г. за подписью Сталина и Молотова разослана «всем партийно-советским работникам, органам ОГПУ, суда и прокуратуры» секретная директива-инструкция, в которой давалась установка на прекращение массовых репрессий в деревне. «Три года борьбы, — говорилось в ней, — привели к разгрому сил наших классовых врагов в деревне». Создается «новая благоприятная обстановка», дающая возможность «прекратить, как правило, применение массовых выселений и острых форм репрессий». «Наступил момент, когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников». В этом документе Сталин и Молотов не осудили применение в деревне методов массовых репрессий и террора против крестьянства (раскулачивание, выселение и т. д.). Их применение было необходимым средством для «укрепления» колхозного строя. Сталина и Молотова беспокоило то, что дальнейшее применение «острых форм репрессий» может «свести к нулю влияние нашей партии в деревне». Поэтому и были даны конкретные указания о прекращении массовых выселений крестьян, об «упорядочении» производства арестов и о разгрузке мест заключения214. По сути, этой директивой-инструкцией был признан факт слома сопротивления крестьянства сталинской политике. Ослабленные голодом и запертые в своих деревнях крестьяне уже не представляли угрозы режиму. Необходимо было сменить политику «кнута» на политику «пряника», создать в колхозной деревне условия для подъема сельскохозяйственного производства. А этот

294

подъем мог быть обеспечен более гибкой политикой, чем простая ставка на силу, обеспечившая успех сталинскому руководству в предшествующие годы. Таким образом, вышеупомянутая директива давала отбой прежней политике партии в деревне, сводившейся прежде всего к осуществлению массовых репрессий. Эта политика исчерпала себя и стратегически и тактически, хотя ее методы, как уже указывалось выше, продолжали широко использовать политотделы в 1933 г.

Необходимо указать и еще на одно нововведение, стимулировавшее трудовую активность колхозников. 19 января 1934 г. был принят закон «О закупках хлеба потребительской кооперации», которые должны производиться у крестьян на основе полной добровольности по ценам на 20-25 % выше заготовительных, причем хозяйства, продавшие хлеб по закупочным ценам, получали право приобретать дефицитные промтовары на сумму, в три раза превышающую стоимость проданного хлеба215.

Начало выхода колхозной деревни из голодного кризиса было положено в целом успешно подготовленной и проведенной в основных зерновых районах страны посевной кампанией. В самый пик голода, весной 1933 г., с помощью административного принуждения, выдачи продовольственных ссуд выходившим в поле колхозникам, пахотой на коровах удалось засеять колхозные поля. В селениях, находившихся в эпицентрах голода, многие крестьяне погибли во время посевной, наевшись сырого протравленного зерна и не выдержав напряжения полевых работ. Нередки были случаи, когда обессиленные голодом люди выходили в поле и умирали в борозде. «Помирать собирайся, а хлеб сей», — говорили они...216

Продержавшись до начала уборочной, голодающая деревня вздохнула с облегчением. В июле — августе 1933 г. смертность от голода пошла на убыль и вскоре почти прекратилась в большинстве пораженных голодом районах СССР217.

Во время уборочной местным руководством и политотделами удалось не допустить повторения ситуации 1932 г., когда повсеместное распространение получили факты хищений колхозного зерна, отказов от уборки, некачественного ее проведения. Этому способствовал и ряд постановлений ЦК ВКП(б) и Советского правительства, принятых летом 1933 г. Например, 10 июня 1933 г. вышло постановление, установившее новый порядок выдачи авансов колхозникам за участие в уборочных работах. На авансирование трудодней предусматривалось отчислять не более 15 % фактически намолоченного зерна. Остальная его часть должна идти в счет

295

выполнения государственных заданий по хлебосдаче218. В 1932 г. ситуация была иной. Во многих районах авансирование осуществлялось стихийно, в зависимости от ситуации и позиции местного руководства. По мнению комиссии Постышева, именно решение Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) о выдаче аванса в колхозах края до 1,5 кг зерна на трудодень в начале уборочной страды привело к неразберихе, расхищению урожая и срыву хлебозаготовок219. Установленный в постановлении ЦК и правительства от 10 июня 1933 г. порядок авансирования трудодней стимулировал колхозы организованнее проводить уборку. Не в интересах колхозников было теперь затягивать косьбу и обмолот, поскольку чем быстрее и с меньшими потерями они смогут их провести, тем больше хлеба они получат на трудодни.

Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 2 августа 1933 г. местное руководство вновь предупреждено о запрещении дачи встречных планов колхозам, выполнившим задания по зернопоставкам. За нарушение по постановлению предусматривалась уголовная ответственность220.

И здесь свою позитивную роль сыграли политотделы МТС, активно защищавшие интересы колхозов, находящихся в зоне их действия. Пользуясь своим статусом, они решительно шли на конфликты с районными властями по поводу планов зернопоставок, настаивая на их снижении, если они не учитывали реально сложившуюся ситуацию в колхозах. В 1932 г. за подобные действия председатели колхозов расплачивались собственной головой, а уполномоченные творили беспредел. Теперь же подобной практике был положен конец. И в этом состоит несомненная заслуга работников политотделов МТС.

О том, насколько конфликтной сложилась ситуация по вопросу корректировки государственных планов зернопоставок, можно судить по материалам Июньского пленума ЦК ВКП(б) 1934 г. Конфликтные отношения между политотделами МТС и райкомами партии затронуты на пленуме в выступлении начальника объединения «Заготзерно» И. М. Клейнера. Он отметил, что при вручении обязательств по зернопоставкам весной 1934 г. многие местные работники, в том числе начальники политотделов, ставили вопрос о завышенное™ плана хлебозаготовок, просили и требовали уменьшить зернопоставки. Клейнер квалифицировал эти факты как проявление антигосударственной тенденции, как «скидоч-ные настроения». Его поддержал и ряд видных региональных руководителей, поднаторевших в 1931-1932 гг. в выкачке хлеба из

296

подвластных им деревень и проведении в жизнь в 1933 г. драконовских мероприятий партии (Косиор, Постышев, Варейкис). Например, Косиор заявлял, что политотделы заботятся лишь о том, как бы их колхозы не обидели, не взяли лишнего. «Многие поли-тотделыцики срослись с местными людьми, забыли о том, какие задачи перед ними ставились в начале 1933 года», — отметил он и предложил «ударить по таким настроениям, указать на это в резолюции пленума». Так и сделали: пленум обязал «партийные и советские организации, и в особенности политотделы МТС и совхозов, — дать решительный отпор антигосударственным тенденциям и мобилизовать силы и бдительность колхозников и совхозных работников на борьбу за полное выполнение в установленные сроки плана зернопоставок и возврата ссуд»221.

Комплекс охарактеризованных мер дал первые позитивные результаты. В 1933 г. уже налицо укрепление производственной дисциплины в колхозах. Об этом свидетельствовал факт большего числа трудодней, выработанных в колхозах, по сравнению с 1932 г. Так, например, если в 1932 г. в Нижне-Волжском крае в колхозе одним колхозником в среднем было выработано 105 трудодней, в Средне-Волжском крае — 100, то в 1933 г. эти показатели равнялись соответственно 167 для колхозника Нижне-Волжского края и 123 — Средне-Волжского края222. В 1933 г., по сравнению с 1932 г., в зерновых районах СССР более организованно и качественно были проведены основные сельскохозяйственные работы. Было вспахано больше паров, обмолочено больше площадей, меньшими стали потери при уборке урожая223. . Успешное завершение уборочной страды сняло остроту голодного кризиса. Общественное питание и полученный колхозниками хлеб на трудодни спасли от гибели трудоспособную часть деревни и иждивенцев, сумевших дожить до нового урожая.

Наряду с мерами, обеспечившими успехи в организации посевной и уборочной кампаний, в 1933 г. советским государством приняты и другие важные решения, способствовавшие выходу из кризиса. Они оказали позитивное влияние на материальное положение сельского населения. Среди них следует отметить постановление СНК СССР от 20 июня 1933 г., согласно которому законодательно закреплено право колхозников иметь на своем личном подворье корову, мелкий скот и птицу224. Важное значение имело постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 14 августа 1933 г., а также постановление Политбюро ЦК от 1 ноября 1933 г. «О помощи бескоровным колхозникам в обзаведении коровами»225. Постанов

297

лениями предусматривалось из общественного стада колхозов выделить коров в личное пользование колхозников. Например, в Нижне-Волжском крае выделялось 70 тыс. коров, в Средне-Волжском крае — 85 тыс. коров. Возможность обзавестись коровой давала тысячам колхозных семей гарантию спасения от голодной смерти. Таким образом, в 1933 г. начался процесс роста обеспеченности колхозников индивидуальным скотом. Используя предусматриваемые государством льготы, поощряемые политотделами, колхозники приобрели в 1933-1934 гг. для личных подсобных хозяйств (ЛПХ) около 5,5 млн голов скота, в том числе 1,9 млн коров и телок, 3 млн свиней и поросят, более 0,5 млн овец и ягнят. К концу 1934 г. уже почти две трети колхозных семей страны имели коров. На 100 колхозных дворов приходилось 62 коровы и 80 голов другого скота. В ЛПХ колхозников было произведено 20,6 % валовой продукции животноводства страны226.

В 1933 г. в зерновых регионах СССР, впервые за годы коллективизации, приостановилось сокращение поголовья рабочего и продуктивного скота. Более того, кроме лошадей происходит увеличение численности крупного рогатого скота, овец, коз и свиней227.

Таким образом, выход зерновых районов СССР из голодного кризиса 1933 г. был осуществлен на путях организационно-хозяйственного укрепления колхозов. Деятельность политотделов МТС и изменение в психологии крестьянства стали решающими факторами этого процесса.

Следует особо отметить такую характерную деталь, подтверждающую сказанное. В результате организованного проведения основных сельскохозяйственных работ в 1933-1934 гг. впервые в истории колхозной деревни хлебозаготовительные планы были выполнены не только по стране в целом, но и в отдельности каждой областью, краем, республикой (в том числе в рассматриваемых регионах) в рекордные для тех лет сроки: в 1933 г. — к середине декабря, а в 1934 г. — к 1 ноября. В докладе на Ноябрьском пленуме ЦК партии 1934 г. Каганович с гордостью заявил: «Никогда мы так не кончали и никогда так организованно не производили хлебозаготовки, как в этом году». И тут же этот успех был приписан докладчиком «любимому вождю»! «План об организации политотделов — план ЦК, план тов. Сталина», — заключил Каганович.

Политотделы МТС были ликвидированы в ноябре 1934 г. быстро и неожиданно. Формально эта была «победа» партийного единовластия над двоецентрием в районах. «Политотделы цели

298

ком себя оправдали, — дипломатично говорил секретарь обкома партии Центрально-Черноземной области Варейкис на Ноябрьском пленуме ЦК, реагируя на реплику Сталина: "Двоецентрие было одно время необходимо", — но далее сохранять их нецелесообразно: нет единого центра в районе, продолжаются непрерывные разногласия, часть района вырывается из единого целого, а райком должен отвечать за все»228. Но другой причиной, может быть, более важной, было нежелание сталинского руководства потворствовать дальше действиям политотдельцев по защите интересов колхозников. Уж больно независимо они стали себя вести и слишком рьяно защищать колхозные интересы в ущерб районным, областным и государственным. Политотделы были необходимы для вывода деревни из кризиса в чрезвычайной ситуации первой половины 1933 г. Теперь же, когда эта задача в основном была решена, Сталину уже не нужны были партийцы, чересчур уж «сросшиеся» с колхозниками и «взявшими их сторону». С ними уже невозможно было говорить на фарисейском языке. А поскольку реальная ситуация в сельском хозяйстве была еще далека до идеальной, не исключены были новые «штурмы», «чистки» и т. д.,- режим не мог не опасаться появления на селе потенциальной оппозиции из числа коммунистов229. Ему нужны были простые исполнители, готовые на все ради выполнения заданий партии, а не коммунисты, способные отстаивать интересы бесправных крестьян. Поэтому вертикаль власти и была восстановлена.

Несмотря на достигнутые успехи, последствия голодного кризиса не были полностью устранены ни в 1933 г., ни в следующем году. В стране оставалась низкой урожайность, не росли валовые сборы зерновых культур. При некотором росте поголовья скороспелых видов скота (свиньи, овцы) численность основных видов (крупный рогатый и рабочий скот) продолжала падать. Кризис сельскохозяйственного производства в целом не был преодолен, несмотря на бодрые резолюции Ноябрьского пленума ЦК ВКП(б) 1934 г. о том, что политотделы МТС «добились серьезных успехов в деле превращения отсталого участка социалистического строительства — сельского хозяйства — в передовой»230. Более того, в результате сильной засухи 1933 г. в левобережных районах Поволжья и на Южном Урале население оказалось в очень тяжелом положении. Наблюдались случаи опуханий и смертей на почве голода231. Однако это явление имело локальный характер и было преодолено в 1934 г. с началом весенней посевной кампании. Кульминация общекрестьянской трагедии была уже позади.

299

Голод 1932-1933 гг., ставший кульминацией глубочайшего кризиса сельского хозяйства СССР, заставил сталинский режим скорректировать аграрную политику. Сталинскому руководству пришлось поступиться некоторыми принципами ортодоксального коммунизма. В частности, Сталину пришлось отказаться от идеи прямого продуктообмена между городом и деревней, сторонником которого он был с момента перехода к сплошной коллективизации. В выступлении на Ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1934 г. в связи с отменой карточной системы он заявил о желании партии «укрепить денежное хозяйство», «вовсю развернуть товарооборот, заменив системой товарооборота нынешнюю политику механического распределения продуктов». При этом, сохраняя излюбленную им тактику «поиска стрелочника», Сталин подверг резкой критике «левацкие» элементы в партии, считавшие, что можно «с места в карьер, сразу перейти на продуктообмен», даже эмоционально назвал их действия «глупостью» и уверенно подытожил, что установить обмен между городом и деревней без купли-продажи — «немыслимое дело»!232 Этой речью, казалось бы, вождь открывал дорогу неонэповским новациям и, таким образом, делались некоторые уступки деревне, к чему призывали еще раньше отдельные члены ЦК партии, в частности, на Сентябрьско-октябрьском пленуме 1932 г.233 Но в действительности нового нэпа не произошло. С отменой карточной системы, которую Сталин объявил радикальной экономической реформой, суть экономических отношений в стране, в том числе в аграрном секторе, осталась прежней. Рыночные (товарно-денежные) отношения получили распространение в крайне узких сферах. Фундаментальные же принципы созданной в годы первых пятилеток социалистической экономики остались неизменными, особенно в деревне. Прежде всего неизменной осталась ценовая и налоговая политика. Заготовительные цены на сельскохозяйственную продукцию продолжали оставаться крайне низкими, убыточными для колхозов и единоличных хозяйств. Колхозная торговля хотя и способствовала некоторому оживлению рыночных связей между городом и деревней, не могла широко развернуться, поскольку была жестко привязана к обязательным поставкам и базировалась на «остаточном принципе». Кроме того, были ограничены рамками «государственного социализма» потенциальные возможности приусадебных хозяйств колхозников. По-другому и не могло быть. В противном случае развитие товарно-денежных отношений неминуемо разрушило бы тоталитарную систему сталинизма, основанную на директивном планировании и командно-мобилизационных методах руководства экономикой.

300

Единственным компромиссом с крестьянством стало приусадебное хозяйство колхозников. Необходимость создания благоприятных условий для его развития была, скорее всего, первыми осознана в голодном 1933 году работниками политотделов МТС. Об этом же шла речь в многочисленных выступлениях делегатов на Втором Всесоюзном съезде колхозников-ударников в феврале 1935 г. при обсуждении нового колхозного Устава. Каждое их предложение было буквально выстрадано голодающими крестьянами и оплачено тысячами жизней. Прежде всего делегаты съезда внесли предложения, направленные на то, чтобы законодательно закрепить в Уставе право колхозника на личное подсобное хозяйство, четко и справедливо определить его размеры (площадь участка, количество скота, наличие построек и т. п.). И Сталин был вынужден пойти в этом вопросе на серьезные уступки. На съезде было решено, в зависимости от региона, предоставить колхознику возможность иметь от 0,25 до 0,5, а в отдельных районах до одного гектара приусадебной земли и от одной до двух-трех коров, неограниченное количество птицы, кроликов и т. п. В районах же кочевого животноводства, в частности в Казахстане, пережившем в 1932— 1933 гг. самую страшную за свою историю демографическую катастрофу, — колхозникам разрешено было содержать на подворье до 20 коров, 100 — 150 овец, до 10 лошадей, до 8 верблюдов и т. д. Принятый на съезде колхозников и утвержденный 17 февраля 1935 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Примерный устав сельскохозяйственной артели» впервые с начала коллективизации юридически закрепил за крестьянином право на ведение личного подсобного хозяйства. Уставом колхозникам разрешалось продавать свою продукцию, выращенную в ЛПХ, на рынке. Были несколько расширены их права в управлении колхозами, при решении вопроса об исключении из колхоза и т. д.234 В создание «основного закона» колхозной деревни внес свою лепту и Сталин. Как член Комиссии съезда по выработке Примерного устава, он предложил дополнить формулировку проекта Устава о закреплении за колхозами земли в бессрочное пользование словами «то есть навечно»235. Таким образом, Сталин еще раз напомнил колхозникам о незыблемости колхозного строя и его основополагающих принципов. Этот факт получил наглядное подтверждение в части положений Устава, касающихся организации колхозного производства. В частности, Устав оставил неизменным «остаточный принцип» распределения колхозной продукции по трудодням — в конце года, после выполнения колхозом обязательных поставок, засыпки семенных, фу

301

ражных и страховых фондов, создания фонда государственных закупок и т. д. Тем самым в Уставе закреплялся приоритет государственных интересов над интересами колхозников. Колхозы оставались предприятиями по обеспечению государства прежде всего сельскохозяйственной продукцией и сырьем, а затем уже для удовлетворения нужд колхозников.

Тем не менее Второй Всесоюзный съезд колхозников, принявший новый Устав колхозов, сыграл важную роль в нормализации обстановки в деревне, в урегулировании, насколько это было возможно в условиях сталинского режима, взаимоотношений государства с колхозами и колхозниками. Сталинское руководство вынуждено было пойти на известный компромисс с колхозниками, предоставив им гарантированное право на приусадебное хозяйство, которое для подавляющего большинства из них превратилось в основной источник продуктов питания, кормов для скота и денежных средств. Уже в 1935 г., вскоре после принятия нового Устава, колхозники приобрели для приусадебного хозяйства на льготных условиях 5,4 млн голов скота, в том числе 1,6 млн коров и телок, 2,8 млн свиней. В 1937 г. в общем объеме валовой продукции колхозного сектора удельный вес приусадебных хозяйств составлял: по картофелю и овощам — 52,1 %, по плодовым культурам — 56,6, по молоку — 71,4, по мясу — 70,9, по производству кож — 70,4 %236. В конце второй пятилетки личные подсобные хозяйства значительно опережали общественное хозяйство колхозов в производстве животноводческой продукции и давали более половины картофеля, овощей и плодов, что шло в основном на личное потребление, но частично продавалось и на рынке (примерно четверть животноводческой продукции, до половины картофеля и овощей). За годы второй пятилетки обороты рыночной колхозной торговли увеличились с 7,5 млрд руб. до 17,8 млрд, или в 2,4 раза. К 1938 г., по сравнению с 1933 г., рыночные цены снизились на 63,9 %, в том числе по хлебной группе — на 83 %, по картофелю — на 80, по овощам — на 39, по мясу — на 29, по молоку — на 43 %237.

Таким образом, выход колхозной деревни из голодного кризиса, улучшение материального положения колхозников были закреплены на базе развития личного подсобного хозяйства колхозников. Именно на этом мизерном клочке земли крестьянин-колхозник решал свои главные бытовые проблемы, трудился с полной отдачей сил, сохраняя подлинно крестьянские черты в условиях почти полного раскрестьянивания в системе общественного хозяйства. Хотя в стабилизации обстановки в деревне во вто

302

рой половине 1930-х гг. важную позитивную роль сыграли факторы укрепления колхозного производства, в частности, усиления материально-технической базы, все же реальный перелом в материальном положении крестьянства произошел прежде всего за счет развития личного подсобного хозяйства. И вся последующая история советской деревни неразрывно связана именно с этим.

§ 4. Пиррова победа

Загнав крестьян в колхозы, сломив крестьянское сопротивление коллективизации, Советская власть так и не сможет добиться от них более производительного труда в общественном хозяйстве, чем на своем подворье. На протяжении второй половины 1930-х гг. и до начала «брежневской эпохи» будет вестись, с переменным успехом, изнурительная борьба Советского государства с колхозным крестьянством за сохранение приоритета колхозных интересов над личными. Постоянным явлением станут так называемые нарушения Устава сельскохозяйственной артели. Закрепив за колхозниками право на ведение личного хозяйства, Советская власть столкнется с повсеместным крестьянским желанием расширять экономические возможности ЛПХ. В Поволжье и на Дону, в Сибири и на Кубани колхозники начнут распахивать под огороды колхозные земли, увеличивать в своих хозяйствах поголовье скота, в ущерб интересам колхозного производства больше работать в личных подсобных хозяйствах238. Почему происходило так? Неужели опыт 1933 г. оказался недостаточно поучителен для крестьян и Советского государства? Оказывается, нет. Выход из голодного кризиса не был окончательным, поскольку сохранились его глубинные причины. Поэтому призрак голода будет постоянно возникать в советской деревне, а советский строй так и не сможет решить «продовольственную проблему»! Возникать он будет вследствие того, что колхозы так и не смогут обеспечить крестьянам достойной их труда жизни, а Советское государство сохранит к ним чисто потребительский подход как к источнику сырья и продовольствия для города и промышленности. Так было в начальный период существования колхозного строя, так останется и в последующий период, вплоть до его крушения.

Труд в колхозах мало привлекал колхозников: что толку работать, если осенью государство все заберет подчистую? Поэтому и в 1930-е гг., и в дальнейшем колхозники заботились больше о своем личном хозяйстве, чем о колхозном. Например, по официальным

303

данным, в 1937 г. более 10 % колхозников не вырабатывали ни одного трудодня, в 1938 г. — 6,5 %, 16 % колхозников вырабатывали менее 50 трудодней в год239. Вот лишь один пример из жизни типичного колхоза, иллюстрирующий сказанное. В 1930-1940-е гг. в колхозе с. Лох Новобурасского района Саратовской губернии широкое распространение получили так называемые нарушения Устава сельскохозяйственной артели. Колхозники увеличивали размеры своих огородов за счет колхозной земли, количество скота на подворье, чтобы компенсировать таким образом фактически бесплатный труд в колхозе. В частности, в 1939 г. в материалах Саратовского обкома ВКП(б) говорилось: «Из года в год [...] колхозники на трудодни получают мало хлебом и деньгами [...] поэтому колхозники не заинтересованы работать в колхозе, а лишь раздувают свое личное хозяйство (скот, приусадебные участки). В 1939 г. из 380 трудоспособных, в колхозе им. Молотова не выработал ни одного трудодня 181 человек»240.

Поскольку государственные заготовки исчислялись с посевной площади и поголовья скота, колхозники самовольно сокращали посевы, и были случаи, когда пытались «порезать» колхозный скот — планы заготовок в этом случае уменьшались. Во второй половине 1930-х гг. характерной была ситуация, когда колхозные земли находились в запустении и колхозники работали спустя рукава. В то же время колхозная администрация раздавала общественную землю в личное пользование. Колхозники за счет аренды расширяли свои приусадебные участки и даже имели в частном пользовании земли в колхозных полях. Уплачивая колхозам определенную мзду, арендаторы везли выращенную продукцию на рынок и тем жили. В колхозных полях появились крестьянские хутора и даже поселки. Быстро росло поголовье скота в личном пользовании крестьян. По численности оно превышало колхозное стадо. Для пополнения ферм и выполнения плана колхозы зачастую покупали личный скот колхозников.

В довоенные годы подсобное хозяйство и рынок оставались главным источником продовольственного самообеспечения крестьянства и их денежных доходов. Если за годы второй пятилетки колхозные посевы сократились, то подсобные хозяйства колхозников выросли на 2,5 млн га. По сути, под крышей колхозов в относительно спокойные годы второй пятилетки бурно развивалось частное предпринимательство крестьян.

Как уже говорилось, подсобные хозяйства — клочок земли в четверть гектара — значительно опережали колхозы в животно

304

водстве и производстве овощей, хотя огромными были размеры посевной площади колхозов (117,2 млн га) и только 8 млн га — под приусадебными участками колхозников241. В 1937 г. в общем объеме валовой продукции крестьянские подсобные хозяйства давали более половины картофеля и овощей, более 70 % молока и мяса. Продукция подсобных хозяйств крестьян обеспечивала 80 % продаж на «колхозном» рынке. На долю крестьянского рынка приходилась пятая часть товарооборота продовольствия. Исключительную роль играл крестьянский рынок и в снабжении горожан, для них он оставался главным поставщиком мясо-молочных продуктов, овощей, картофеля242. Личные хозяйства разрастались, крестьянский рынок процветал, крестьяне богатели.

Власти, обеспокоенные падением трудовой дисциплины в колхозах вследствие отсутствия материальной заинтересованности колхозников в подъеме общественного производства, решили исправить положение не путем дополнительных ассигнований в сельское хозяйство, повышения заготовительных цен и снижения объемов заготовок, а путем санкций против личных хозяйств колхозников, изначально ставших главным источником благосостояния для их семей. Сталин посчитал, что, если снизить и без того невысокую доходность личных хозяйств, колхозники за одни только «палочки» будут лучше работать в колхозах. Таким образом, спустя пять лет после «хлебозаготовительного беспредела», сталинский режим вновь пошел по пути «завинчивания гаек» в колхозной деревне, создавая тем самым новую угрозу голода. И снова важнейшим мотивом его аграрной политики становится антиколхозная позиция подавляющего большинства крестьянства, выразившаяся в пренебрежении интересами общественного производства. Обратимся к основным сюжетам новой атаки на крестьянство, предпринятой Советским государством накануне Великой Отечественной войны, дестабилизировавшей сельское хозяйство страны накануне суровых испытаний.

Прежде всего, Политбюро решило остановить «разбазаривание социалистической собственности». По данным ЦУНХУ СССР, на 1 января 1938 г. приусадебные участки колхозников соответствовали норме Устава сельскохозяйственной артели (0,4-0,2 га), в 77,1 % колхозов ниже нормы — в 12,5 %, а выше нормы — в 10,4 %. Произведенный в 1939 г. обмер земель выявил гораздо большие размеры превышения уставных норм землепользования243.

На Майском (1939 г.) пленуме ЦК ВКП(б) было решено произвести повсеместный обмер участков и выявленные излишки пере

305

дать в общественный земельный фонд колхозов. Земли были обмерены, усадебные участки обрезаны, хутора в колхозных полях ликвидированы. Обмеры дезорганизовали уборочную и осеннюю посевную кампании и больно ударили по приусадебному хозяйству — главному источнику самообеспечения крестьянства и рыночной торговли. Излишки составили 2 542,2 тыс. га244. Обрезка усадеб повлекла за собой сокращение скота в личном пользовании. Тот личный скот, что превышал установленную уставом норму, был обобществлен и передан колхозам.

Наряду с «упорядочением» колхозного землепользования на Майском пленуме ЦК ВКП(б) 1939 г. для каждого трудоспособного колхозника был установлен обязательный минимум трудодней в году: 100 трудодней — в хлопковых районах, 60-80 трудодней — в зерновых и животноводческих районах. Особыми правами теперь наделялись руководители колхозов: они могли исключать тех членов артели, кто не вырабатывал установленный минимум трудодней, одновременно их лишали и приусадебных участков. Эти меры усиливали зависимость крестьян от руководителей хозяйств245.

Размеры обязательных поставок с подсобных хозяйств крестьян были увеличены. С 1940 г. планы заготовок стали определяться не посевами и поголовьем скота, а общей площадью земли, закрепленной за колхозами.

Из официальных документов того времени явствует, что особенно низкой трудовая дисциплина была у колхозников-хуторян, что вполне понятно. Живя на отшибе, они не находились под таким повседневным контролем местного начальства, как остальные колхозники. Это послужило едва ли не главной причиной партийного решения об их сселении в колхозные центры. Но на словах эта акция представлялась как проявление заботы о хуторянах, дескать, сселившись в поселки, они сразу же приобщатся к благам «колхозной цивилизации».

В целях расширения колхозного землепользования предлагалось также в Белоруссии, на Украине, в Смоленской, Калининской и Ленинградской областях РСФСР переселить в деревни колхозников с хуторов, расположенных на общественных полях колхозов. По мнению руководителей страны, весьма далеких от проблем сельского хозяйства, наличие хуторских усадеб лишь уменьшало размеры и ухудшало конфигурацию колхозных полей, снижало участие колхозников в общественном труде. С хуторов и из мелких поселков, насчитывающих до десятка дворов, переселению

306

подлежали 801,5 тыс. хозяйств. К январю 1941 г. в Белоруссии, на Украине, а также в 16 автономных республиках и областях РСФСР было переселено в укрупненные деревни 689,2 тыс. дворов, что составило 86,1 % всех намеченных к переселению246.

Сселение хуторов, как и сплошная коллективизация в начале 1930-х гг., проводилось в виде форсированной кампании. На полную мощность заработал партийно-пропагандистский аппарат.

Из-за недостатка средств помощь оказывалась лишь немногим счастливчикам. Остальных, не спрашивая их согласия, по сути, насильно, в несколько дней со всем скарбом свезли в поселки, словно им грозил пожар или нашествие полчищ Мамая. Кстати, в годы фашистской оккупации для развертывания партизанской борьбы хутора были более удобны, чем крупные поселки.

За полтора года — вторую половину 1939 и 1940 г. — основная часть хуторян была сселена. В ходе этого сселения многие хуторяне-единоличники были вовлечены в колхозы. Только в Белоруссии за 1939 г. в колхозы было принято 20 тыс. единоличников.

Процесс ликвидации хуторов в ряде районов сопровождался объединением мелких колхозов. С 1 июля 1939 г. по 1 июля 1940 г. численность колхозов в СССР сократилась за счет укрупнения на 4800, в том числе по Калининской области — на 472, Смоленской — на 230, Ленинградской — на 361247.

Фактором, дестабилизирующим сельскохозяйственное производство, были также массовые насильственные переселения крестьян для освоения восточных регионов, которые по решению Политбюро проводились на рубеже 1930-1940-х гг.248

Удар по рыночному хозяйству (в то время как госзаготовки росли, а централизованное снабжение населения ухудшалось) обострил продовольственную ситуацию в стране, усилил и аграрные мероприятия, которые проводились по решению Майского 1939 г. пленума ЦК ВКП(б).

Результаты мер, принятых Политбюро для реанимации низкоэффективного колхозного хозяйства и сокращения частной крестьянской деятельности, были плачевными. Источники самообеспечения крестьянства и размеры крестьянской торговли сократились, что наряду с усилением милитаризации и ростом военных расходов стало одной из причин продовольственного кризиса 1939-1941 гг.249

В 1939 г. началась Вторая мировая война. Пока она шла еще в стороне от СССР, а страна уже начала постепенно скатываться в полосу серьезнейших продовольственных затруднений. Особенно ощутимо это становится в советско-финскую войну. В декабре

307

1939 г. из свободной продажи исчезают хлеб и мука, чуть позже начинаются перебои и с другими продуктами. Реакция продовольственных рынков не замедлилась: цены резко подскочили. И хотя карточная система официально еще не была введена, фактически страна перешла на нормированное снабжение.

Из-за нехватки ресурсов с 1 декабря 1939 г. правительство запрещает свободную продажу муки и печеного хлеба в сельских местностях. Тревожные вести поступали из колхозов. Весной-летом 1940 г., по сообщениям НКВД Чувашской АССР и материалам проверки НКВД СССР, в ряде колхозов республики «создалось напряженное положение с хлебом». Из 1690 колхозов 651 не имели возможности создать семенной и фуражный фонды. В 535 колхозах на трудодень выдали не более 1 кг зерна, в 847 — не более 2 кг. В некоторых колхозах власти разрешили отпускать семенное зерно на пропитание. Росли упаднические настроения, желание отказаться от руководства колхозами: «Надо избить кого-нибудь из колхозников, чтобы поскорее сняли с работы». Председатель Хымайлокосинского колхоза Кондратьев написал заявление об уходе с работы, повесил на двери своего кабинета, а сам ушел на заработки. В апреле 1940 г. Берия в донесении Сталину и Молотову информировал: «По сообщениям ряда УНКВД республик и областей за последнее время имеют место случаи заболевания отдельных колхозников и их семей по причине недоедания». В числе нуждающихся в помощи перечислялись Киевская, Рязанская, Воронежская, Орловская, Пензенская, Куйбышевская области, Татарская АССР. «Проведенной НКВД проверкой факты опухания на почве недоедания подтвердились». Колхозники ели мясо из скотомогильников, подсолнечный жмых и другие суррогаты, бросали работу и уезжали в другие районы... Реальностью было мешочничество — хлебный десант в ближайшие и дальние города250.

Многие крестьянские семьи, спасаясь от голода, стремились переселиться в город, правдами и неправдами преодолевая всевозможные препятствия, чинимые властями. В Российском государственном архиве экономики хранятся некоторые выписки из заявлений крестьян с просьбами разрешить им отходничество: «Хлеба нет. Кормиться нечем и жить больше невозможно» (Федор Агапов); «Учел себя в том, что не могу ни в коем случае прокормить свою семью. Хлеба нет. Дом продал» (Иван Шаров); «Живу в плохих условиях. Хлеба не имею. Дети доносили последнюю одежду. Скота не имею. Существовать больше нечем» (Дмитрий Степанов)251.

308

Ситуация, складывающаяся в стране, была настолько серьезной, что о ней сообщали наверх и высшим государственным чиновникам. Так, в записке прокурора Союза ССР В. Бочкова от 7 марта 1941 г. на имя секретаря ЦК ВКП(б) Андреева приводились многочисленные факты голода в колхозах Новосибирской области, где наблюдался большой падеж скота, употребление в пищу голодающими мяса павших животных252. Информация о голоде, идущая как «снизу», так и «сверху», несомненно, была известна Сталину, но она словно бы уходила в песок. Каких-либо действенных мер по оказанию помощи голодающим в это время не отмечено.

Изложенные факты свидетельствовали о начале глубокого кризиса колхозного строя в СССР, и если бы не война, то не исключено, что его радикальное реформирование стало бы неизбежным, так же как и существующего политического строя. Вторая мировая война остановила этот процесс, «законсервировала» колхозы и сталинский режим, создала миф о так называемых преимуществах колхозного строя, обеспечивших советскому народу Великую Победу.

Сталинская выдумка о «преимуществах социалистической системы хозяйства», о «преимуществах колхозного строя», якобы сыгравших решающую роль в победе советского народа в Великой Отечественной войне, вот уже более пятидесяти лет кочует в исторической литературе из одной работы в другую. Данная оценка нуждается в существенной корректировке.

Об «экономической победе колхозного строя» в годы Великой Отечественной войны нельзя говорить столь категорично, потому что колхозы оказались неспособными взять на себя полностью продовольственное обеспечение страны, в первую очередь городского населения. Если бы горожане полагались только на колхозную экономику, то многим из них не удалось бы избежать голодной смерти. Данное обстоятельство хорошо понимало сталинское руководство. Поэтому оно и предоставило городскому населению возможности для развития огородничества и личных подсобных хозяйств, против которых велась активная борьба в колхозной деревне в довоенные годы.

Так, 7 апреля 1942 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О выделении земель для подсобных хозяйств и под огороды рабочих и служащих»253. Для развития огородничества 19 июня 1943 г. Советское правительство приняло решение об освобождении от обложения сельскохозяйственным налогом

309

доходов рабочих и служащих, получаемых ими с коллективных и индивидуальных огородов. 19 февраля 1944 г. Совнарком СССР принял постановление «О мерах по дальнейшему развитию и улучшению индивидуального и коллективного огородничества рабочих и служащих в 1944 году»254. По расчетам У.Г. Чернявского, в индивидуальном и коллективном огородничестве в 1942 г. участвовала одна треть городского населения, в 1943 г. — две пятых, а в 1944 г. — 50 %255. Вклад подсобных хозяйств в продовольственный баланс страны был весьма существенным. Так, в 1945 г. их продукция в общих ресурсах, поступивших на снабжение рабочих и служащих предприятий, составляла: картофеля — 38 %, овощей - 59 %256.

Именно развитие огородничества в колхозах смягчило остроту продовольственной проблемы в стране в целом и особенно в деревне в годы Великой Отечественной войны. Основную часть продуктов питания крестьяне получили от своих личных хозяйств. Личное подсобное хозяйство стало основным источником их жизнеобеспечения. Оно в среднем на 85-90 % восполняло недостачу продуктов в общественном производстве. За годы войны личное подсобное хозяйство несколько расширилось. Так, если в 1940 г. в РСФСР на 100 колхозных дворов приходилось 95 голов крупного рогатого скота, то в 1945 г. их стало 104. По Союзу ССР в 1940 г. на один колхозный двор приходилось 0,24 га посевов, а в 1945 г. — 0,28. Основную площадь сельчане отводили под картофель и овощи. Приусадебный участок давал в 10-20 раз больше продукции, чем колхоз на трудодни. И можно с уверенностью сказать, что подавляющее большинство крестьянских семей спаслись от голодной смерти только благодаря приусадебному хозяйству. Следовательно, колхозы оказались не в состоянии прокормить все население страны во время войны. Они накормили армию, но не крестьянство и даже не весь рабочий класс! Крестьяне и рабочие выживали за счет подсобных хозяйств, ставших в действительности основными. Причем хорошо поставленные личные подсобные хозяйства крестьян не только снабжали овощами, картофелем, частично зерном семью крестьянина, но и приносили доход, особенно если в хозяйстве имелись пчелы. Поэтому первым инициатором сбора средств на оплату самолетов и танков для Советской Армии стал колхозник-пчеловод Саратовской области Ф. П. Головатый, подаривший государству 200 тыс. руб., накопленных от продажи меда257. Таким образом, личный интерес крестьянина оказался во благо страны и ее обороноспособности.

310

Однако, возвращаясь к теме голода 1932-1933 гг., следует отметить, что несмотря на живучесть крестьянства, его инициативность, последствия голодомора, так же как и сталинской коллективизации в целом, оказались весьма негативными для страны как в ближайшей, так и в долговременной перспективе. Так, например, огромные потери сельского населения во время голода так и не были полностью восстановлены, так же как и численность животноводческого поголовья. Животноводство крайне медленно и с большим трудом преодолевало последствия кризиса. А демографическое эхо общекрестьянской трагедии напоминало о себе многие десятилетия, в том числе в Поволжье, на Дону и Кубани. Поэтому можно согласиться с мнением российского экономиста О. Р. Лациса, что после трагедии 1932-1933 гг. до сих пор российская деревня не оправилась от «плановых ударов по ее генетическому потенциалу и, видно, не в силах будет когда-либо справиться»258.

Проиллюстрировать это положение можно на примере одного из российских сел — Лох Новобурасского района Саратовской области, пережившего и коллективизацию, и голод, и все перипетии советской истории259.

Лох — старинное русское село с многовековой историей, в дореволюционный период с зажиточным населением, развитым земледелием, животноводством и промыслами. Его пример — наглядное подтверждение главного вывода, что выход из голодного кризиса, созданного сталинской насильственной коллективизацией, был относительным, поскольку главные причины голода так и не были преодолены вплоть до начала в СССР эпохи горбачевской перестройки. И вот почему.

В 1932-1933 г. с. Лох так же, как и сотни других саратовских селений, оказался в эпицентре голода. В 1932 г. в счет хлебозаготовок из села был вывезен почти весь хлеб, который удалось вырастить на колхозных полях и в единоличных хозяйствах. В 1933 г. голод впервые за всю историю села характеризовался всеми его ужасами: голодной смертностью, людоедством и т. д. В селе произошла настоящая демографическая катастрофа: численность населения сократилась более чем в два раза (с 5005 чел. в 1928 г. — до 2623 чел. в июне 1933 г.)260.

Как свидетельствуют документы, на протяжении всего колхозного периода главным назначением колхоза с. Лох было производство сельскохозяйственной продукции для нужд государства — основной источник, откуда государство вычерпывало ресурсы, в

311

самую последнюю очередь при этом считаясь с интересами колхозников. Так, до начала 1950-х гг. в результате выполнения государственных планов зернопоставок на продовольственное потребление колхозников с. Лох оставалось хлеба меньше среднегодовой медицинской нормы. Особенно тяжелым положение было в годы Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы, когда в счет государственных хлебопоставок, не считаясь с неблагоприятными погодными условиями, направлялось больше половины выращенного урожая зерновых культур. Система планирования хлебозаготовок предусматривала поддержку государственного плана на очень высоком уровне, подстегивая тем самым колхозников на интенсивный труд. За 62 года существования колхозники с. Лох смогли выполнить государственные планы зернопоставок только девять раз. Сами эти планы постоянно увеличивались в такой зависимости, чтобы брать из колхоза около половины урожая, не считаясь с его валовыми показателями. Чем больше был урожай, тем выше устанавливались заготовительные планы261.

По отношению к колхозникам действовал «остаточный» принцип обеспечения хлебом из выращенного урожая. В колхозе с. Лох собранные урожаи зерновых культур распределялись следующим образом: примерно 40 % зерна шло на государственные нужды, 20 — на семена, 15 — на фураж скоту и только 7 % — на оплату труда колхозников, их продовольственное обеспечение. В досоветский период, как правило, в крестьянских хозяйствах с. Лох на продовольственное потребление направлялось не менее одной трети полученного урожая зерновых хлебов. Таким образом, для государства главным была не забота о материальном благосостоянии колхозников, а стремление как можно больше взять из колхозов сельскохозяйственной продукции262.

Колхозное животноводство, так же как и зерновое производство, было нацелено на удовлетворение государственных потребностей. Фактически вся его валовая продукция шла государству, а ее непосредственные производители довольствовались мизерным вознаграждением. Например, в 1930-1940-е гг. ударники колхозного животноводства получали «молочные» премии в размере до 100 литров молока на человека. Их иногда премировали поросенком. Во время обеденного перерыва колхозникам выдавали по кружке молока. Принципиальных изменений не было и в последующие годы. В 1970-х гг., например, в колхозе «Красная звезда» на оплату колхозников шло до 1 % молока от всего сданного государству и до 4 % яиц263.

312

Личный скот колхозников, выращенный на приусадебном участке урожай, все другие виды хозяйственной деятельности до 1960-х гг. обкладывались разорительными государственными налогами, скот нередко использовался для колхозных нужд, причем, как правило, бесплатно. В 1930-1940-е гг. особенно часто использовались коровы для выполнения колхозных полевых работ ввиду нехватки тягловой силы264.

Государственные налоги, существовавшие в колхозный период по отношению к личным подсобным хозяйствам лоховских колхозников, по мнению старожилов села, были непосильными, ограничивающими возможности их развития. Так, Э. Б. Корнеева вспоминала: «А урожай — неурожай картофеля, а два центнера отдай — налог такой. И мяса 40 килограммов, 100 яиц, масла — 10 килограммов с каждого двора. А если нет коровы, а овцы, там брынзу давай. Поэтому скотину перевели всю. Скотину было держать невыгодно, просто невозможно». «А налоги? Картошки отдай три центнера, мяса отдай 40 килограммов, масла — 12 килограммов... Шерсть отдай, кожу отдай... А потом и корову отберут», — вспоминал А. О. Казанкин. Старожил села А.С. Симакина свидетельствовала: «Платили: три центнера картошки, 10 килограммов платили масла... Шерсть с овцы отдавали два килограмма, с козы брали 200 граммов. И мяса — 20 килограммов. Кроликов держали, ими хорошо было выплачивать... На себе в Бурасы возили (районный центр) налог сдавать. Ящик сколачивали и тележку делали. И тащили на себе»265. За невыполнение обязательств по государственному налоговому обложению личных подсобных хозяйств, колхозники с. Лох привлекались к административной и судебной ответственности. Так, в 1939-1940 гг. А. С. Симакина за противодействие сельской власти во время изъятия у нее тыкв (в счет уплаты налогов) была приговорена судом к шести месяцам принудительных работ. Отец старожила с. Лох А. О. Казанкина во второй половине 1930-х гг. за неуплату денежного налога был обязан выполнять гужевую повинность: возить лес, дрова, навоз.

До начала 1960-х гг. в колхозах с. Лох («Красная звезда» и им. В. М. Молотова) доминирующим средством, с помощью которого стимулировалась трудовая активность колхозников, было принуждение. Уголовное преследование за невыработку минимума трудодней, суровые наказания за нарушения производственной дисциплины были обычным явлением в колхозах с. Лох. Например, в августе 1940 г. тракторист колхоза им. Молотова П. А. Мару-нов был привлечен к уголовной ответственности за то, что «не за

313

лил воду в радиатор трактора и тем самым вывел его из строя в период колхозных полевых работ». В августе 1941 г. против 20 колхозниц этого же колхоза возбуждалось уголовное дело за самовольный уход в село до завершения жатвы. Особенно много колхозников было осуждено на принудительные работы за невыработку обязательного минимума трудодней266.

В 1950-е гг. в жизни села четко обозначилась и усилилась тенденция, существовавшая и в предшествующий период, которая в конечном счете и привела лоховский колхоз «Красная звезда» к его ликвидации. Председатель колхоза, фронтовик В. К. Казанкин, много сделавший для подъема колхоза в трудные послевоенные годы, пользовавшийся огромным авторитетом среди односельчан, ничего не мог поделать с начавшимся в 1950-е гг. процессом ухода молодежи из села. В 1950 г. на одном из районных собраний партийно-хозяйственного актива он с горечью сказал: «Колхозники убывают, молодежь уходит в армию, на учебу и больше не возвращается [...] работаем только со стариками». Происходило это потому, что государство накладывало «слишком большие тяготы на колхозы», поэтому и возникла проблема с трудовыми ресурсами267. Документы свидетельствуют, что как только «государственные вожжи» в условиях «хрущевской оттепели» были отпущены, из с. Лох начался отток населения в город. Стала постепенно таять главная материальная сила колхозного производства — его людской потенциал. К началу 1980-х гг. численность населения с. Лох, по сравнению с 1928 г., сократилась в 7,3 раза (с 5505 до 749 человек)268.

Главной причиной постепенного обезлюдения села, так же как и в предыдущий период, была недостаточная забота государства и правления колхоза «Красная звезда» о культурно-бытовых условиях жизни колхозников, прежде всего молодежи. Так, например, 14 марта 1969 г., выступая на страницах районной газеты, тракторист колхоза «Красная звезда» А. Ступников указывал: «Парни и девчата кончают десятилетку и уезжают в город. Зарплата хорошая. Почему? Не создаем мы для молодежи условий для культурного отдыха. Ну, потанцуют под гармошку, в клубе нет спортзала, на фермах никакой механизации»269. В 1978 г. на пленуме РК КПСС отмечалось, что из с. Лох «люди уезжают, потому что плохо заботятся о быте колхозников, не строится жилье, плохо работает сельский клуб, дорога на райцентр в плохом состоянии»270.

В чем же было дело в «сытые» брежневские 1970-е гг.? Почему не могли в конце концов создать необходимые условия, чтобы мо

314

лодежь не уезжала из села? Причина была та же, что и раньше, в том числе в трагический период коллективизации в 1932 г. Средства, необходимые колхозникам для создания приемлемых условий жизни, забирало государство, но только теперь не с помощью открытого давления, а завуалированно.

В 1970-е гг. от своего валового дохода на культурно-бытовые нужды населения колхоз с. Лох не мог выделять достаточного количества средств, потому что они, как и прежде, направлялись на удовлетворение потребностей колхозного производства, поддержку его функционирования. И в 1960-1970-е гг. созданный в период коллективизации основной принцип государственной политики по отношению к колхозу сохранился и действовал в полной мере. Государство продолжало брать из колхоза сельскохозяйственную продукцию, в последнюю очередь считаясь с интересами колхозников. Это наглядно подтверждает анализ валовых показателей сельскохозяйственного производства в колхозе «Красная звезда» в рассматриваемый период. В 1960-1970-е гг. производство зерновых хлебов оставалось примерно на одном уровне, существенно не сокращалось поголовье скота, а колхоз превращался в убыточное хозяйство — и молодежь уезжала из села. Происходило это потому, что из-за ценовой политики государства вырученных средств от реализации сельскохозяйственной продукции не хватало для динамичного развития социальной сферы хозяйства. Колхозники с. Лох, как и прежде, не были хозяевами результатов своего труда. Они не могли устанавливать цены на производимую ими продукцию и свободно реализовывать ее. Объемы и цены на нее устанавливались государством и были таковы, что после выполнения государственных обязательных поставок у колхоза просто не было средств для механизации трудоемких работ в основных отраслях колхозной экономики, строительства жилья и объектов социально-культурного назначения. Из-за своей бедности колхоз просто не имел возможности создать колхозникам соответствующие их труду условия жизни. И если старое поколение могло жить при устоявшемся порядке вещей, то молодежь притягивали «прелести» городской жизни, где не было такого тяжелого и малооплачиваемого труда, как на фермах и колхозных полях, неустроенного быта, и потому молодежь без особого сожаления покидала село. Многие родители, испытавшие на себе все тяготы первых десятилетий колхозного периода, стремились избавить детей от повторения своей судьбы271.

Колхоз «Красная звезда» держался на плаву до начала 1990-х гг. исключительно благодаря труду колхозников предпенсионного и

315

пенсионного возраста, а также сезонных рабочих шефских предприятий Саратова. В 1990-1991 гг., после ухода на пенсию значительного числа колхозниц, фермы остались практически без доярок, и в июле 1991 г. в районной газете констатировалось, что колхоз «Красная звезда» оказался в бедственном положении272. Весной 1992 г., в соответствии с указом Президента РСФСР «О порядке реорганизации колхозов и совхозов», колхоз с. Лох прекратил свое существование273.

Почему так бесславно закончился более чем 60-летний колхозный период в 300-летней истории села? Только ли вина в этом «ретивых реформаторов» ельцинской эпохи?

Не отрицая негативных последствий непродуманной и авантюристической политики Б. Н. Ельцина, старожилы с. Лох с высоты прожитых лет указали, что причина кроется и в другом — самой сути колхозного строя. Колхозы изменили односельчан не в лучшую сторону. Прежде всего, у них ослабло чувство хозяйского отношения к земле, уважение к крестьянскому труду, исчезла инициатива. Показателем этого было распространение повального пьянства среди колхозников, некачественное проведение основных сельскохозяйственных работ в колхозе. Даже гарантированная оплата труда в колхозе, по словам старожила с. Лох А. С. Си-макиной, «избаловала» лоховчан. «Изболтала все-таки жизнь нас, — изболтала-избаловала. Вот дали нам хорошую-то жизнь и денег вдоволь», — говорила она. В. К. Казанкин с горечью указывал: «Сейчас работать не хотят. И водка губит людей. Через водку всех повыгоняли председателей после меня». Вспоминая жизнь лоховчан в доколхозное время, он отмечал, что тогда не было такого положения, потому что люди «работали на себя», то есть были хозяевами своего труда274.

Таков был итог политики Советского государства в отношении одного села. Весь колхозный период жители Лоха работали на государство, решали задачу бесперебойного и в нужных количествах снабжения его сельскохозяйственной продукцией, оставаясь на втором плане, людьми «второго сорта». Конечно, на примере одного села некорректно делать выводы более широкого плана. Но для этого есть основания. Поскольку таких сел, разбросанных по бескрайним просторам России, тысячи. И судьба у них одна и та же275.

Колхозный строй, созданный ценой миллионов погибших во время голода 1932-1933 гг., раскулаченных и высланных из своих родных гнезд казаков и крестьян, в том числе донских, кубанских, поволжских и др., так и не смог решить продовольственную про-

316

блему в стране с богатейшими сельскохозяйственными ресурсами и традициями. Это была пиррова победа. Прямое наследие ее — это миллионы горожан, неустанно работающие на своих дачных участках ради прокорма семьи276. И это в XXI в. — веке глобализации и информационной революции! Выход из голодного кризиса 1933 г. был долгим и непростым. Завершился ли он? Ответ на этот вопрос еще остается открытым. В России так и не создано сельское хозяйство на уровне требований времени, способное обеспечить население продовольствием в нужном количестве и соответствующего качества277. Поэтому опыт трагедии 1932-1933 гг. может быть полезен современникам.

Глава 6

ГОЛОД 1932-1933 ГОДОВ В КОНТЕКСТЕ МИРОВЫХ ГОЛОДНЫХ БЕДСТВИЙ И ГОЛОДНЫХ ЛЕТ В ИСТОРИИ РОССИИ - СССР

§ 1. Три советских голода: общее и особенное

В советский период истории Россия пережила три великих голода: 1921-1922 гг., 1932-1933 гг., 1946-1947 гг., унесших миллионы человеческих жизней. Кроме того, серьезные продовольственные трудности пережило население в 1924-1925 гг. из-за сильнейшего недорода 1924 гг. Что общего и особенного между тремя главными голодными трагедиями в Советской России? Какое место в их ряду занимает голод 1932-1933 гг.? Чтобы ответить на эти вопросы, кратко охарактеризуем причины, масштабы и последствия первого советского голода 1921-1922 гг. и третьего — 1946-1947 гг.

Как и в дореволюционный период, советские голода были вызваны комплексом причин объективного и субъективного характера, имели общие черты и особенности.

Первый советский голод 1921-1922 гг. стал закономерным результатом разорения страны в результате империалистической и Гражданской войн. Но сами по себе они не привели бы к столь трагическим последствиям, если бы не страшное стихийное бедствие — засуха 1921 г. По масштабам она превзошла даже засуху 1891 г.1 Ею оказались поражены 16 российских губерний, 3 автономные республики, 3 автономные области и Трудовая коммуна немцев Поволжья, где проживало 34 589,4 тыс. чел.2

Голод охватил не только Поволжье и Юг Урала, но и Север Казахстана, Западную Сибирь, пять губерний Украины. В 1922 г. голодало и городское население Московской, Петроградской, Омской, Пензенской, Нижегородской, Курской и Тамбовской губерний (13 781, 3 тыс. чел.). Всего в зоне голода проживало около

318

70 млн чел. (52 % общей численности населения страны), в эпицентрах — до 35 млн.3

По подсчетам известного статистика П. Н. Попова, население СССР за 1921-1922 гг. сократилось на 5,2 млн чел. Современные исследователи трагедии считают, что жертвами очередного «царя-голода» стали как минимум 5 млн чел.4

В иерархии причин голода в первом ряду следует поставить негативные последствия империалистической и Гражданской войн, ослабивших крестьянское хозяйство. На протяжении семи лет они несли разорение и голод миллионам крестьян, поскольку подрывали материальную базу и людские ресурсы села (мобилизации в армию — царскую, белую, красную — мужчин, лошадей и т. д.).

Но особенно негативной по своим последствиям для сельского хозяйства была продовольственная разверстка, введенная в России еще при Николае И, но реально осуществленная большевиками после начала Гражданской войны в рамках политики «военного коммунизма». Аналогичные действия на территории России предпринимали и белые режимы (Колчака, Деникина и др.).

Продразверстка носила объективный характер и была вынужденной мерой, направленной на обеспечение государственных нужд (снабжения армии и городов продовольствием). Но в условиях развала промышленности она свелась к безэквивалентному обмену между городом и деревней, к практике реквизиций продовольствия у крестьян с помощью насильственных действий специально организованных продотрядов и других вооруженных соединений. Ответной реакцией крестьянства на антикрестьянскую продовольственную политику стали массовые восстания. Они прокатились по всей территории Советской России («анто-новщина», «махновщина» и др.), были жестоко подавлены властью и еще больше подорвали сельскую экономику.

Результатом продразверстки и тягот многолетней войны стало падение уровня сельскохозяйственного производства (сокращение посевных площадей зерновых хлебов с 60,4 млн десятин в 1916 г. до 46,2 млн десятин в 1920 г., поголовья скота: крупного рогатого скота с 51,7 млн голов в 1916 г. до 43,7 млн голов в 1920 г., лошадей соответственно с 34,2 млн до 30,5 млн голов). Кроме того, крестьянские хозяйства лишились продовольственных запасов, необходимых на случай неурожая. Они были изъяты продоргана-ми в 1918-1920 гг., уничтожены в ходе боевых столкновений противоборствующих сторон (в 1920 г. в счет продразверстки было изъято 347 млн пудов)5.

319

Таким образом, Гражданская война создала объективные условия для трагедии 1921-1922 гг. Субъективным ее фактором была аграрная политика Советской власти и противостоящих ей белых режимов. Подорванное за годы Гражданской войны сельское хозяйство не смогло противостоять обрушившемуся на страну стихийному бедствию.

Советское правительство не замалчивало масштабов трагедии, предпринимало активные действия по оказанию помощи голодающему населению и выводу сельского хозяйства из кризисного состояния. Одновременно большевистский режим использовал голод для укрепления своих позиций и устранения политических противников. Так, например, под предлогом оказания помощи голодающим в 1922 г. властью были проведены репрессии в отношении оппозиционно настроенных к большевикам священнослужителей Русской православной церкви.

Еще в августе 1921 г. РПЦ в лице патриарха Тихона предложила Советскому правительству помощь в деле борьбы с голодом. 9 декабря 1921 г. Совнарком дал на это свое согласие. Возник Всероссийский церковный комитет помощи голодающим под руководством патриарха Тихона. Была достигнута договоренность о том, что для помощи голодающим церкви будут отдавать драгоценности «в объеме вещей, не имеющих богослужебного употребления».

Однако, воспользовавшись волнениями верующих в Шуе на почве принудительной реквизиции церковного имущества, 19 марта 1922 г. Ленин в «строго секретной записке» указал: «Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий»6.

Началось массовое изъятие церковных ценностей по всей России. В ходе изъятий произошло 1414 инцидентов с трагическими последствиями. В результате церковного золота, серебра и драгоценных камней было изъято на сумму почти 7 млрд руб.7 Однако эта гигантская сумма не могла сравниться с теми объемами помощи, которые направляли в Россию иностранные общественные организации.

Советское правительство публично признало факт голода 18 июля 1921 г., когда Президиум ВЦИК утвердил «Центральную Комиссию помощи голодающим Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета» (ЦК Помгол). В ее состав вошли

320

М. И. Калинин (председатель), И. С. Лобачев и С. И. Гусев (заместители), Н. А. Семашко (нарком здравоохранения), Л. Б. Красин (нарком внешней торговли), А. В. Луначарский (нарком просвещения) и др. В голодающих губерниях функционировали местные комиссии ЦК Помгол. В своей деятельности они опирались на общественные объединения граждан — кооперативы, сельские и волостные сходы, домовые и уличные комитеты.

Одновременно с 22 июня 1921 г. в Советской России действовал неправительственный Всероссийский комитет помощи голодающим (ВКПГ), созданный по инициативе интеллигенции, в том числе бывших идейных противников большевиков (С. Н. Про-коповича, Е. Д. Кусковой, Н. М. Кишкина и др.). В ВКПГ работали крупнейшие специалисты в области сельского хозяйства А. В. Чаянов, Н. Д. Кондратьев, а также большая группа гуманитариев: писатели А. М. Горький, Э. Л. Гуревич, В. Г. Короленко и др. Председателем был избран В. Г. Короленко. Всемирно известные имена российских ученых и писателей должны были привлечь пожертвования из-за границы. Создание ВКПГ как независимого от Советского правительства общественного органа вызвало одобрение в зарубежных общественных кругах. По линии ВКПГ в США видный российский экономист-эмигрант профессор А. Н. Корф организовал широкомасштабную кампанию по сбору средств для Комитета. Его поддержали жившие в Америке композитор С. В. Рахманинов (давал благотворительные концерты), балетмейстер В. В. Фокин (отчисления от театральных постановок), художник Н. К. Рерих, который организовал турне с выставками своих картин, доход от которых шел в Россию. Среди российской эмиграции в Нью-Йорке была открыта подписка.

Однако деятельность ВКПГ оказалась непродолжительной, поскольку противоречила природе сложившегося в стране политического режима, не допускавшего оппозиции и неподконтрольной власти общественной инициативы. ВКПГ был распущен, а его руководство арестовано ВЧК как «шпионы» и «контрреволюционеры», как только Советское правительство в августе 1921 г. подписало соглашение с АРА о помощи голодающим в России.

За счет внутренних ресурсов посредством жесточайшей экономии Советское государство сумело собрать и предоставить пораженным неурожаем местностям более 12 млн пудов семян для озимого сева и 31,5 млн пудов для ярового. Полученным от государства семенным зерном крестьяне засеяли свыше 10 млн десятин и тем самым заложили основу для преодоления последствий ката

321

строфы и возрождения своих хозяйств. Непосредственно голодающему населению государство смогло предоставить около 22 млн пудов продовольствия (в переводе на зерно). Кроме того, советские общественные организации собрали и доставили в голодающие районы 10,6 млн пудов продовольствия. Около 1 млн пудов дала Красная Армия, добровольно ограничившая свои продовольственные пайки. Считая по 10 пудов зерновых на человека (при обычной в крестьянской семье того времени норме годового потребления в 15-16 пудов на человека), можно утверждать, что помощь, оказанная из внутренних ресурсов страны, сохранила жизнь не менее 3,3 млн чел. Около 1 млн чел. удалось эвакуировать в другие районы8.

Однако решающее значение в ликвидации последствий голода сыграла международная помощь. Призыв к ней со стороны Советской России раздался сразу, как только выяснились катастрофические масштабы неурожая и невозможность собственными силами предупредить массовый голод. Советское правительство официальной нотой известило правительства Европы и Америки о постигшем страну бедствии и просило разрешения закупить хлебные продукты и пропустить их через кордоны экономической блокады, которой была обложена тогда Советская Россия.

Первой реакцией Запада на просьбу о предоставлении кредита для закупки 230 млн пудов зерна стали требования о выплате старых царских долгов. Но затем, несмотря на политические противоречия, которые носили тогда открытый и острый характер, Советской России была оказана значительная помощь, позволившая существенно сократить число погибших от голода. В июле 1921 г. Москва получила предложения продовольственной помощи от Лиги Наций, которой руководили Англия, Франция и Италия, а также от правительства США, представленного Американской администрацией помощи (АРА). Лига Наций образовала особую комиссию для организации помощи голодающим России, во главе которой встал известный норвежский полярный исследователь Ф. Нансен. До конца 1921 г. зарубежная помощь поступала исключительно от зарубежных общественных организаций, которые не стали дожидаться решений на правительственном уровне. Ими было распределено среди голодающих 6,5 млн пудов хлеба и других продуктов.

Однако основная по объему продовольственная помощь была оказана Советской России со стороны АРА — Американской адми

322

нистрации помощи9. Ею было завезено и распределено среди голодающего населения 29 млн пудов. Это была помощь со стороны американского народа и в широком, и в самом прямом, непосредственном смысле (рабочие, фермеры, служащие жертвовали деньги и продукты, которые через АРА доставлялись в Россию). Общественные организации США оказывали сильное давление на руководство АРА, добиваясь ускорения и активизации практической работы по доставке и распределению продуктов. Реальная помощь со стороны АРА стала поступать в декабре 1921 г. — в январе 1922 г., когда голод уже начал свою страшную жатву, и первоначально ограничивалась организацией питания для детей и больных. Основные грузы АРА прибыли уже весной 1922 г. АРА обеспечила продовольствием более 10 млн жителей России, в то время как все остальные организации международной помощи — менее 1 млн. Суммарный объем международной помощи голодающим в Советской России составил 35,5 млн пудов, что означало спасение от голодной смерти по меньшей мере 3,5 млн чел.

Таким образом, первый советский голод 1921-1922 гг. был обусловлен комплексом причин объективного и субъективного характера. Объективный характер голода проистекал из последствий разорения страны в ходе империалистической и Гражданской войн. К числу объективных причин следует отнести страшную засуху 1921 г., погубившую урожай в основных зерновых районах страны.

Несомненна и роль субъективного фактора в наступлении голода 1921-1921 гг. — аграрная политика Советской власти и противостоящих ей белых режимов, разорившая крестьянские хозяйства, не оставившая в них страховых запасов на случай голода. Но голод при всей значимости субъективного фактора все же нельзя считать организованным, то есть наступившим в результате политики правящего режима.

По масштабам голод 1921-1922 гг. превзошел все дореволюционные голода в России. В его зоне оказалось около 70 млн чел. (52 % общей численности населения страны), в эпицентрах до 35 млн. Голод 1921-1922 гг. превзошел дореволюционные голода по числу жертв, которых насчитывается как минимум 5 млн чел.

Документы свидетельствуют, что голод не скрывался властью и отличался от дореволюционных голодных лет активными действиями Советского правительства по организации международной помощи голодающим. В то же время большевистский режим использовал голод для укрепления своих позиций и устранения

323

политических противников, особенно в лице руководства Русской православной церкви.

Последним советским голодом стал голод 1946-1947 гг. Он был похож на голода 1921-1922 и 1932-1933 гг. Так же как и в первый советский голод, существовали объективные причины трагедии: последствия войны и страшная засуха, поразившая основные зер-нопроизводящие районы страны. Как и в 1932-1933 гг. проявился субъективный фактор — действия власти накануне и во время голода. Однако голод имел и свои особенности.

По своим масштабам голод 1946-1947 гг. не уступал голодовкам 1921-1922 и 1932-1933 гг. Он охватил не только районы, подвергшиеся засухе, но и большинство других, опустошенных государственными заготовками. В зоне голода проживало около 100 млн чел., в том числе не менее 50 млн в его эпицентрах (Центральном Черноземье, Поволжье, Юге Украины и Молдавии). Голод сопровождался эпидемиями и массовой смертностью населения. Численность умерших в 1947 г. в районах голода превышала уровень 1946 г. на 774,5 тыс. чел. и в среднем в 1,5-2 раза превосходила число родившихся. В охваченных голодом районах РСФСР, Украины и Молдавии численность населения в 1947 г. сократилась за счет роста смертности и стихийной миграции на 5-6 млн чел. Из них жертвы голода и связанных с ним болезней составили около 1 млн чел., в том числе в России не менее 500 тыс. чел. Всего от послевоенного голода и вызванных им болезней скончалось не менее 2 млн чел.10

Голод 1946-1947 гг. был обусловлен комплексом причин, среди которых отсутствовала важнейшая причина великих голодовок 1891-1892 и 1932-1933 гг. — индустриальная модернизация страны.

Главными причинами голода стали объективные факторы — последствия Великой Отечественной войны и засуха. По сравнению с ситуацией в годы коллективизации уже не было необходимости любой ценой разрушать старое и создавать новое сельское хозяйство, подавлять сопротивление крестьянства. Победившему в страшной войне СССР не нужны были никакие потрясения. Перед страной стояли тяжелейшие задачи восстановления народного хозяйства и противостояния Западу в условиях начавшейся «холодной войны».

Война существенно подорвала материально-производственную базу сельского хозяйства. Резко сократились трудовые ресурсы деревни. К началу 1946 г. трудоспособное население кол

324

хозов уменьшилось по сравнению с 1941 г. почти на одну треть (с 18 189,2 тыс. чел. до И 430,9 тыс.), а число трудоспособных мужчин составляло только две пятых довоенного уровня11. Намного меньше стало тракторов, комбайнов, другой сельскохозяйственной техники, что затрудняло проведение основных сельскохозяйственных работ.

Однако смертного голода удалось бы избежать, если бы не страшная засуха 1946 г. Она охватила почти все зерновые районы страны: Центральное Черноземье, Ростовскую область, Правобережье Нижней и Средней Волги, Украину, Молдавию. Ее влияние, хотя и в несколько меньших размерах, сказалось на областях Нечерноземья и Восточной Сибири. По силе и масштабам охвата территории засуха 1946 г. превосходила засуху 1921 г. Во многих районах дождей не наблюдалось в течение 60-70 дней подряд. Например, в Воронежской области с момента посева ранних зерновых и весь май 1946 г. не выпало ни одного дождя. В засушливом 1921 г. за этот период выпало в два раза больше осадков. Для Молдавии и некоторых областей Юга Украины это была уже вторая засуха после 1945 г.12

Видовая урожайность в колхозах Воронежской области была определена госинспекторами в 2,7 ц с га, Курской — 3, Орловской — 2,8, Тамбовской — 2,4 ц. Действительная урожайность оказалась примерно в 5-6 раз ниже средней. Чуть мягче следствия засухи отразились на урожайности зерновых в Поволжье. Общая площадь зерновых культур колхозов СССР, погибших от засухи и плохой перезимовки, составила в 1947 г. 4,3 млн га, то есть 6,3 % всех посевов зерновых. На значительных площадях юга Молдавии, ЦЧО, Украины убирать практически было нечего. Зерновые культуры, сахарная свекла, картофель полностью погибли13.

Ослабленные войной колхозы и совхозы не смогли противопоставить засухе необходимый комплекс мер, который бы снизил масштабы ее пагубного влияния. Недостаток техники, рабочей силы не позволил обеспечить необходимые требования агротехники (качество семенного материала, сроки посева, качество их обработки и т. д.). В результате большая часть озимых под урожай 1946 г. была засеяна некондиционными семенами и с большим опозданием. Так, например, в Краснодарском крае сев озимых продолжался до 10 декабря и было посеяно только 61 % озимых. С большими нарушениями агротехники были проведены и весенние полевые работы. В 1946 г. по зяби было посеяно всего лишь 22 % яровых вместо 56 % в 1940 г. К тому же во многих областях этот сев был

325

проведен с большим опозданием. В Рязанской области весенний сев длился около 70 дней, в Воронежской, Пензенской — 45-55 дней14.

В областях, подвергшихся оккупации, из-за недостатка техники и рабочего скота значительная часть весенних полевых работ (вспашка, боронование) выполнялась с использованием коров из колхозных ферм и личных хозяйств колхозников. В Украине и Белоруссии во многих колхозах до половины работ на весеннем севе было проведено на коровах.

Хотя наступление голода было следствием прежде всего объективных причин, не следует отрицать и действия субъективного фактора — политики сталинского режима. Результатом насильственной коллективизации стало создание колхозного строя, цель которого — бесперебойное снабжение государства сельскохозяйственной продукцией. При этом в ходе планирования и осуществления государственных заготовок зерна и продукции животноводства интересы их непосредственных производителей учитывались в самую последнюю очередь. Это правило действовало в 1930-е гг., а затем и в годы войны. Результатом подобного отношения власти к селу стал все более набирающий силу процесс отчуждения крестьянина от земли. Практически бесплатная работа на колхозных полях за пустой трудодень вела к утрате крестьянами хозяйского отношения к земле, отбивала желание добросовестно работать в колхозе, заставляла искать любые средства для выживания.

С другой стороны, в результате коллективизации в СССР сложилась административно-командная система управления сельским хозяйством, ориентировавшая местное руководство на беспрекословное выполнение государственных планов любой ценой. Именно на него возлагалась ответственность за все проблемы сельского хозяйства. В полной мере все эти обстоятельства проявились в 1946 г. во время хлебозаготовительной кампании. Ситуация во многом оказалась похожей на ситуацию 1932 г.

Первоначально республикам, краям и областям, которые подверглись гибельному воздействию стихии, размеры обязательных поставок зерна в 1946 г. были даже увеличены по сравнению с 1945 г. Однако затем их сократили, в среднем по зерновым районам страны в три раза. Тем не менее удельный вес хлебозаготовок от валового сбора в колхозах и совхозах достигал неслыханных размеров. Процент изъятия заготовок, не считая закупок, от вало

326

вого сбора в Куйбышевской области был равен 62, Пензенской — 74, Саратовской — 77, Сталинградской — 8615.

По сути, применялись чрезвычайные методы заготовок с использованием опыта чрезвычайных уполномоченных по хлебозаготовкам 1932 г. «Мы станем на путь любых жертв, а хлеб возьмем», — говорил, например, на пленуме Смоленского обкома ВКП(б) секретарь Попов в октябре 1946 г.16 Для выполнения плана «любой ценой» нередко в хлебозаготовки сдавали и семенной фонд. Такие факты были в Московской, Тамбовской, Калининской и других областях.

Так же как и в 1931-1932 гг., в ходе хлебозаготовок 1946 г. широко применялись репрессии в отношении руководителей хозяйств, не выполнявших план. Так, например, в первом полугодии 1946 г. в СССР за невыполнение плана хлебозаготовок было привлечено к суду 4490 председателей колхозов, а во втором полугодии того же года — 8058. В некоторых районах осуждено было от четверти до половины всех председателей17.

Колхозники, пережившие голод 1932-1933 гг., хорошо понимали, что их ожидает после заготовок 1946 г. Поэтому многие из них, не получившие ни грамма зерна на трудодни, вынуждены были красть его, используя каждый удобный случай. По неполным данным, осенью 1946 г. было осуждено за хищение хлеба 53 369 чел., из них 36 678 чел. (74,3 %) приговорены к лишению свободы. По закону от 7 августа 1932 г. осудили 1146 чел., из них 35 чел. приговорили к расстрелу18.

Хлебозаготовительная кампания 1946 г., проводившаяся административно-репрессивными методами, обусловила снижение трудовой активности колхозников в ходе уборочной страды. Это не могло не отразиться на собранном урожае. В 1946 г. урожай зерновых культур составил 396 млн ц, в 2,4 раза меньше уровня 1940 г. (956 млн т) и в 1,2 раза меньше пониженного урожая 1945 г. (473 млн ц)19. Урожай еле-еле возмещал расход на посев.

Из урожая зерновых культур 1946 г. государством было заготовлено 175 млн ц, то есть 44 % валового сбора. Годовой план хлебозаготовок по СССР был выполнен на 76,9 %20. Основной вклад в продовольственный фонд страны, как и в годы войны, внесли колхозы. Они сдали 133,7 млн ц.

Собранный продовольственный фонд был примерно вдвое меньше, чем в 1940 г.: вдвое меньше удалось заготовить хлеба, картофеля, овощей, меньше было закуплено и продуктов животноводства.

327

После заготовок 1946 г. во многих колхозах страны оплата трудодней колхозникам не производилась или носила формальный характер. В целом по СССР 75,8 % колхозов выдавали на трудодень меньше 1 кг зерна, 7,7 % — вообще не производили оплату зерном. Расчет с колхозниками по зерну в 1946 г. был хуже, чем в военном 1943 г. — самом тяжелом для сельского хозяйства. В среднем по стране в 1946 г. было распределено на один трудодень 0,52 кг хлеба (а фактически выдано меньше), в Украине — 0,27 кг; в Белоруссии — 0,34 кг21.

Субъективным фактором голода, так же как и в 1932-1933 гг., следует считать организованный сталинским режимом экспорт зерна в 1946-1948 гг. Его целью было стремление укрепить международное влияние СССР, помочь упрочению коммунистических режимов в Восточной Европе. В течение 1946-1948 гг. экспорт составил 5,7 млн т зерна, что на 2,1 млн т больше экспорта трех предвоенных лет. Это было немалое изъятие из скромного продовольственного фонда страны, которое могло бы существенно помочь населению районов, охваченных голодом. Зерно экспортировалось в Болгарию, Румынию, Польшу, Чехословакию, Югославию и Францию22.

Несмотря на серьезные недостатки в системе государственного управления в условиях голода (несвоевременная реакция на обострение ситуации в эпицентрах голода, бюрократическая волокита и т. д.), Советское правительство контролировало ситуацию и смогло обеспечить меры по выходу страны из голодного бедствия. Однако осуществлялись они за счет сельского населения, которое оказалось в самом тяжелом положении.

В условиях голода все сельское население: рабочие совхозов, МТС, сельские работники культуры (колхозники, как известно, и раньше не получали карточек на хлеб) — было снято с карточной (пайковой) системы снабжения хлебом. Численность сельских жителей, снабжавшихся хлебом, сократилась с 27 до 4 млн чел. В то же время на централизованном снабжении остались жители городов, занятые в промышленном производстве, сферах торговли, образования, культуры и госуправления. Всего на 1 февраля 1947 г. на централизованном снабжении хлебом было 58 822,77 тыс. чел., по сравнению с 80,5 млн чел. в декабре 1945 г.23 Городское население было минимально обеспечено самым необходимым продовольствием.

За счет имеющихся внутренних резервов Советскому правительству удалось организовать посевную кампанию 1947 г. и обе

328

спечить минимальными нормами продовольствия вышедших в поле колхозников. Тем самым, так же как и в 1933 г., была заложена основа выхода из голодного кризиса. Также были приняты, хотя и запоздалые и не в полном объеме, меры по оказанию помощи голодающим детям и другим категориям населения в эпицентрах голода. Всего республикам и областям СССР, пострадавшим от засухи, на весенний сев 1947 г. было отпущено 2558 тыс. т зерна (примерно 15 % всего заготовленного зерна)24. Это позволило не допустить сокращения посевных площадей.

Для пострадавших от засухи районов ЦЧО, Поволжья, Украины и Молдавии были выделены из государственного резерва продовольственные ссуды. Например, только согласно постановлению Совмина СССР от 3 июля 1947 г. из госрезерва в порядке единовременной продовольственной ссуды было направлено 61 620 т зерна25. Большая часть хлеба ушла на общественное питание работающих колхозников. В Украине, например, на время весенних полевых работ 1947 г. было организовано общественное питание для 3,4 млн чел. Занятым на севе выдавалось 300-400 г хлеба на день. Часть продовольствия была направлена для организации питательных пунктов в эпицентрах голода, которые предназначались в основном для детей. В Молдавии, например, с января 1947 г. действовало более 680 таких пунктов, а в марте — уже более тысячи. Здесь питание получали до 200 тыс. чел., в том числе значительная часть детей26.

Новым явлением в голодной трагедии 1946-1947 гг., по сравнению с ситуацией 1932-1933 гг., были действия власти по оказанию медицинской помощи голодающему сельскому населению. Хотя и с запозданием и недостаточным материальным обеспечением, но все же был принят Правительством СССР и осуществлялся план медицинской и продовольственной помощи больным дистрофией. Например, к началу июня 1947 г. число госпитализированных дистрофиков составило 24,5 тыс. чел.27

Отличием ситуации во время голода 1946-1947 гг. от ситуации в 1932-1933 гг. и в какой-то степени похожей с 1921-1922 гг. стало привлечение Советским правительством, пусть и в незначительных размерах, средств зарубежных организаций для нужд населения страны. Хотя оно и не признавало факт голода, но и не отказалось от помощи, предложенной СССР международными общественными организациями. Она была принята, поскольку исходила от бывших союзников по антигитлеровской коалиции. В течение 1946 г. Администрация помощи восстановления, соз

329

данная при Лиге Наций в 1943 г. для оказания помощи жертвам войны, направила в Белоруссию товаров на сумму 61 млн американских долларов. В поставки входили продукты питания, семена, сырье для мыловарения, промтовары, промышленное и медицинское оборудование. В 1946-1947 гг. от Американского Красного Креста и благотворительной организации Рашен Релиф (США) было получено грузов на сумму 31 млн долл.28 Это была крупная материальная помощь, направленная в СССР во время голода.

Голод 1946-1947 гг., несмотря на масштабы, все же существенно отличался от предшествующего великого голода 1932-1933 гг. Прежде всего он наступил в стране, победившей во Второй мировой войне, в которой уже утвердилась сталинская модель экономики и государственной власти и которая нуждалась в стабильности. Поэтому он не мог быть, как в 1932-1933 гг., организованным голодом, хотя действие субъективного фактора и негативных явлений сталинского режима несомненны. Главной причиной голода были последствия войны и засухи. При всех издержках, сталинский режим учел предшествующий опыт и, несмотря на огромные масштабы бедствия, не допустил развала сельскохозяйственного производства и тех огромных жертв, которые были во время голода 1932-1933 гг. и могли повториться в 1946-1947 гг.

В дальнейшем благодаря успехам индустриального развития и получению огромных средств от продажи за рубеж нефти и газа в СССР уже не могло возникнуть голода, подобному голодовкам второй половины XIX — первой половины XX в., хотя продовольственная проблема из-за неэффективного социалистического сельского хозяйства так и не была решена.

Таким образом, третий советский голод 1946-1947 гг. был результатом объективных причин (последствия войны, засуха), чем он оказался похож на голод 1921-1922 гг., и субъективного фактора (политика хлебозаготовок сталинского режима и «голодный экспорт»), чем он не отличался от голода 1932-1933 гг. Думается, главными причинами голода стали объективные причины — последствия Великой Отечественной войны и засуха. Его нельзя квалифицировать как «организованный голод», поскольку у сталинского режима отсутствовал главный мотив его «организации» — крестьянское сопротивление колхозно-совхозному строю. Кроме того, как уже отмечалось, по сравнению с ситуацией в годы коллективизации уже не было необходимости любой ценой разрушать старое и создавать новое сельское хозяйство. В послевоенные годы страна нуждалась в стабильности для решения сложных го

330