Уполномоченный па правам человека в Рпссийскпй Федерации
Государственный архив Российской Федерации
Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина
Издательство
«Российская политическая энциклопедия»
Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал»
Институт научной информации по общественным наукам ран
Редакционный совет серии:
Й. Баберовски (Jorg Baberowski),
Л. Виола {Lynn Viola),
А. Грациози {Andrea Graziosi),
A. А. Дроздов,
Э. Каррер Д'Анкосс (Helene Carrere D'Encausse),
B. ПЛукин,
C. В. Мироненко, Ю. С. Пивоваров, А. Б. Рогинский,
Р. Сервис (Robert Service),
Л. Самуэльсон (Lennart Samuelson),
А. К. Сорокин,
Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. Хлевнюк
Голод
1932-1933 годов
Трагедия российской
деревни
Москва 2008
УДК 94(47)(082.1) ББК 63.3(2)615-4 К 64
Кондрашин В. В.
К 64 Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни / В. В. Кондрашин. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2008. — 519 с. — (История сталинизма).
ISBN 978-5-8243-0987-4
Монография посвящена трагическим событиям 1932-1933 гг. в российской деревне. На основе широкого использования разнообразного комплекса источников (архивных материалов, воспоминаний очевидцев, опубликованной литературы) в монографии охарактеризованы причины, масштабы и последствия голода 1932-1933 гг. в крупнейших аграрных регионах страны, показано, как это было и почему. Проблема рассматривается в контексте мировой истории голодных бедствий и голода в истории России.
УДК94(47)(082.1) ББК 63.3(2)615-4
ISBN 978-5-8243-0987-4 © Кондрашин В. В., 2008
© Российская политическая энциклопедия,
2008
Посвящается памяти Виктора Федоровича и Владимира Федоровича Кондрашиных — поволжских крестьян
ПРЕДИСЛОВИЕ
Голод 1932-1933 гг. в СССР — одна из самых трагических страниц в мировой истории XX в. и отечественной истории. Он является одним из символов сталинской эпохи в истории России. Память о нем оставила неизгладимый след в сознании миллионов россиян, переживших его. Старожилы Поволжья, Дона и Кубани, так же как и крестьяне Украины, нарекли этот голод «голодомором», поскольку он выморил на огромных просторах России тысячи деревень. «В тридцать третьем году всю поели лебеду. Руки, ноги опухали. Умирали на ходу», — вспоминали очевидцы эту и многие другие горькие поговорки о голоде 1932-1933 гг. В некоторых поволжских деревнях старики и старухи, в молодости пережившие голод, на заросших травой общих могилах местных кладбищ до последних дней своих поминали невинные его жертвы. На многих сельских кладбищах в незатронутых голодомором районах Пензенской области доныне имеются могилы «странников» — безымянных людей, умерших в окрестностях села, на дорогах в голодные 1932-1933 гг. За этими могилами ухаживают деревенские женщины и, приходя на кладбище, не преминут помолиться у этих могил за погибших на чужой стороне безвестных людей и своих родственников, сгинувших на чужбине. В селе Козловка Лопатин-ского района Пензенской области в память о горестных событиях 1932-1933 гг. сложилась традиция: во время игры в лото фишку «33» называть «голодным годом»1. В районном центре Малая Сер-доба той же Пензенской области жителями сооружен скромный памятный знак жертвам сталинских репрессий, включая жертв голода 1932-1933 гг. А неподалеку от сельского кладбища, на месте общей ямы, куда сваливали умерших во время голодомора жите
5
лей Малой Сердобы и окрестных сел, установлен Православный крест с надписью «Здесь похоронены жертвы голода 1933 года»...2 К сожалению, эта трагическая страница в отечественной истории приобрела в последние годы особый подтекст. Она превратилась в разменную монету в руках политиков и обслуживающих их лиц, устраивающих «пляску на костях», в заувалированной форме предъявляя претензии к России за события 70-летней давности. Речь идет о событиях в современной Украине, где в силу политической конъюнктуры появилась теория, разделившая трагедию всего советского крестьянства в 1932-1933 гг. на «геноцид голодо-мором в Украине» и голод в остальных регионах бывшего СССР, в том числе в России3. Получается, что было как бы два голода, один настоящий — «голодомор» для жителей Украины и другой, менее страшный, — просто «голод» для всех остальных. По циничной логике некоторых сторонников данного подхода, Россия должна согласиться с такой оценкой событий 1932-1933 гг., чтобы стать «демократической страной». Вот лишь один документ на эту тему, заявление Оксаны Пахлевской, завкафедрой украинистики Римского университета «Ла Сапьенца»: «Почему Сталин уничтожал Украину? — один из ключевых вопросов прежде всего русской истории. Пока россияне не признают Голодомор геноцидом, — как это сделали немцы с Холокостом, — их страна никогда не станет демократической. А растущая дистанция между Россией и Европой станет пропастью»4. Мы категорически против такой постановки вопроса и считаем, что трагедия 1932-1933 гг. в СССР должна не разъединять, а объединять Россию и Украину, братские украинский и российский народы, как общая трагедия, уроки которой помогут укрепить исторические узы многовековой дружбы в сложное время возрождения и становления государственности, движения стран по пути демократии и прогресса. Этой благородной цели и посвящается наша книга.
В центре внимания настоящей монографии — события 1931-1933 гг. в аграрных районах России. При этом основной акцент делается на событиях в российских регионах — Поволжье, на Дону, Кубани, Южном Урале. Подобный подход обусловлен следующими причинами: во-первых, в течение многих лет автор занимался историей голода 1932-1933 гг. в Поволжье и на Южном Урале5, во-вторых, в 2002 г. совместно с американским историком Дианой Пеннер он опубликовал книгу о голоде 1932-1933 гг. в российской деревне, в которой широко представлены материалы о ситуации на Дону и Кубани в период голодомора6; в-третьих, автор являлся
6
одним из ответственных составителей 3-го тома пятитомной серии документальных сборников «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание», полностью посвященного событиям 1931-1933 гг., что позволило ему использовать многочисленные документы по данной теме, выявленные в ходе работы над сборником7. Кроме того, наряду с традиционными архивными материалами автором изучены оригинальные источники. В частности, документы 65 районных и четырех областных архивов ЗАГС Поволжья и Южного Урала, весьма полезные для определения масштабов и демографических последствий голода в российской деревне, а также материалы проведенного им социологического обследования 102 селений Поволжья и Южного Урала, в ходе которых были записаны свидетельства о голоде 617 переживших его очевидцев8.
В этой книге мы попытаемся по-новому взглянуть на события начала 1930-х гг. в российской деревне и рассмотреть их не только в рамках внутреннего развития страны, но и в контексте геополитического давления на СССР империалистических стран. Причем особое значение имеет проблема альтернатив, поскольку последствия голода 1932-1933 гг. не ограничились 1930-ми гг. Коллективизация и голод имели более широкие последствия. По нашему мнению, из сталинской политики во время голода по отношению к крестьянству вырастали 1937 год, огромные людские потери в годы Великой Отечественной войны, стимулировались диссидентство и международный антикоммунизм9. В 1932-1933 гг. в полной мере проявилась сущность установившегося в стране сталинского политического режима, выражавшаяся, как точно подметил один из самых авторитетных знатоков сталинской эпохи О.В. Хлевнюк, в «избыточном терроризме». В итоге все это трагически сказалось на судьбе Советского Союза — величайшей державы XX столетия и коммунистической идеологии, на протяжении многих столетий будоражившей лучшие умы человечества.
К великому сожалению, голод не канул в лету с крушением социализма и колониализма. И в XXI в. эта проблема останется не менее острой, чем в 1930-е гг. в СССР или в 1980-е гг. в Индии. Так, например, как указывает лауреат Нобелевской премии за вклад в изучение голодных катастроф в развивающихся странах, профессор Гарвардского и Кембриджского университетов Амартиа Сен, в Индии даже в более благоприятные годы «постоянно и безропотно ложатся спать голодными или недостаточно сытыми» не менее трети сельского населения10. В период с 1990 по 1996 г. число лю
7
дей, испытывающих недоедание, увеличилось с 822 до 828 млн11. В трех частях света (Анголе, Центральной Америке и Афганистане)12 люди живут под угрозой призрака голода, «который убивает»13. Ежегодно 15 млн детей умирают от недоедания14. Эпицентры нищеты и голода сконцентрированы в Юго-Восточной и Южной Азии15.
Недоедание вызывает растущую тревогу даже в развитых странах мира, где продолжает расти пропасть между богатыми и бедными. Так, согласно данным Министерства сельского хозяйства США, 10,2 % американских квартиросъемщиков испытывают дискомфорт в связи с ограниченным доступом к продуктам питания. Около 10 млн человек, треть из которых — дети, живут в семьях, где по крайней мере некоторые члены испытывают недоедание16. Исследования Бостонского медицинского центра и Миннеаполис-ской медицинской клиники показали, что в период с 1999 по 2001 г. процент детей с признаками недоедания из числа обследованных повысился с 9 до 14 %17.
Печальным фактом повседневной жизни россиян в последние десятилетия стало значительное снижение уровня жизни преобладающего большинства из них. Характерными атрибутами современной России стали нищие на городских улицах и в метро, особенно малолетние дети из малообеспеченных семей, потерявших достаток вследствие непродуманных экономических реформ 1990-х гг. Больше половины граждан России, по официальным данным, живут за чертой бедности18. Лишь в последние годы наметилась тенденция к улучшению ситуации.
В России и на Западе давно уже ведется спор между представителями различных политических сил о наилучшем способе решения проблемы бедности в мире. Причем установлено, что факт экономического роста стран «третьего мира» не отражается существенным образом на благосостоянии беднейшей части их населения, но происходит процесс обогащения элитарных слоев19. Например, в Бразилии в период с 1968 по 1981 г., испытывавшей феноменальный рост темпов экономического развития, 5 % населения увеличили свою долю в национальном богатстве с 20 до 48 %. В это же время на 50 % беднейших граждан пришлось всего 12 % общенационального дохода. Неудивительно поэтому, что во время «бразильского чуда» уровень детской смертности на 1000 рождений вырос с 70 до 92 случаев20. К сожалению, и в современной России, переживающей динамичный экономический рост, существует пропасть между бедными и богатыми. Так, по официаль-
8
ной статистике, уровень доходов 10 % наиболее состоятельных граждан России в 22 раза превышает уровень доходов 10 % наименее состоятельных граждан (в США этот показатель равняется 10, в Швеции и Норвегии колеблется в пределах 4-6 %)21.
Есть и другие примеры. Так, поклонники социалистического Китая совершенно обоснованно подчеркивают его достижения в решении проблемы бедности по сравнению с Индией22. С момента получения Индией независимости и до конца 1980-х гг. ей удалось снизить уровень детской смертности со 140 случаев на 1000 рождений до 99 в 1987 г. Китайской Народной Республике, стартовавшей с худшего уровня в 236 детских смертей на 1000 рождений, к 1987 г. удалось добиться показателя 32 случая на 1000 рождений23. Или еще один пример: средний уровень продолжительности жизни в Китае за период с 1952 по 1982 г. вырос с 34 до 69 лет, а в Индии этот показатель составил 52 года24. Таким образом, Китай, в отличие от Индии, посредством ежедневных усилий сумел снизить порог бедности среди трудящихся классов25.
В связи с этим возникают еще два очень важных теоретических вопроса. Первый: почему коммунистические режимы, как образно сказал американский историк Юджин Дженоси, в «благородной попытке освободить человечество от насилия и гнета побили все рекорды по массовому убийству, накопив десятки миллионов трупов менее чем за три четверти столетия»?26 И второй: требует ли марксистская модернизация, а также и достижения технического прогресса в развивающихся странах жестоких репрессий и голода или их можно избежать, используя альтернативы? В данном контексте изучение опыта трагедии 1932-1933 гг. в российской деревне имеет несомненную практическую значимость. Она актуальна и в свете современной аграрной реформы в России, результаты которой не могут пока вселять оптимизма. Кроме того, заявленная тема имеет практическую значимость в свете современной ситуации в мире и России, где сохраняются левые коммунистические партии, претендующие на повторение «великого эксперимента» в новой исторической ситуации.
Таким образом, в центре внимания настоящей работы голод 1932-1933 гг. на территории таких зерновых районов России, как Поволжье, Южный Урал, Дон и Кубань, оказавшихся в начале 1930-х гг. в зоне сплошной коллективизации. Также в ней затрагиваются события 1932-1933 гг. в других регионах бывшего СССР, в частности на Украине. Проблема рассматривается в контексте мировой истории голодных бедствий и голода в истории России.
Глава 1
ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ
§ 1. Историография
Тема голода 1932-1933 гг. на сегодняшний день имеет богатую историографию. Первыми ее разработчиками стали западные ученые и публицисты. С подачи эмигрантских кругов украинской диаспоры США и Канады в литературу прочно вошел миф об искусственном характере голода 1932-1933 гг. в СССР. Причем основания для такого заключения, на первый взгляд, были убедительными. Тайна катастрофы и ее самая видимая часть проявились в бесспорном факте — в 1932-1933 гг. чудовищный голод со всеми его ужасными проявлениями поразил самые хлеборобные житницы СССР, ранее никогда не переживавшие ничего подобного. Так, например, из двадцати районов Кубани, включенных Северо-Кавказским крайкомом ВКП(б) в феврале 1933 г. в список голодающих районов, почти все были районами, в которых ежегодно собирались богатейшие урожаи1. В предыдущие неурожайные годы российские крестьяне обычно бежали на Юг, особенно на Кубань. То же самое можно сказать и об Украине, оказавшейся в 1932-1933 гг. в аналогичной ситуации. Происходили невиданные вещи! Летом 1932 г. соседняя Белоруссия была заполнена голодающими сельскими жителями с Украины! Изумленные белорусские рабочие писали в «Правду» и высшему руководству страны, что они не помнят, чтобы когда бы то ни было «Белоруссия кормила Украину»!2
Исходя из этих фактов, а также основываясь на воспоминаниях очевидцев, как правило, представителей украинской диаспоры, а также иностранных журналистов, работавших в СССР в начале 1930-х гг., в западной литературе появилась гипотеза об искусственном голоде, организованном и осуществленном Сталиным и его приспешниками с целью подавить украинский национализм.
10
Так, например, почвой для нее стали мнения работавших в СССР журналистов Малколма Маггериджа, Вильяма X. Чемберлена, наблюдавших голод и уехавших из страны с твердым убеждением, что голод был «спланированным» и «умышленным».
Кроме того, к этому же заключению пришли некоторые иностранные дипломаты, в частности посол Италии Градениго, проезжавший через Украину летом 1933 г3. Более важными для понимания проблемы были свидетельства крестьян, непосредственно соприкоснувшихся с трагедией.
На «организованный» характер голода указали многочисленные украинские эмигранты, как, например, Анна Бондаренко, бывшая колхозница Шахтинского района Северо-Кавказского края. «Советское правительство было хорошее, но плохо то, что оно создало голод», — вспоминала она ходившие между ее односельчанами разговоры4.
Наиболее полно и аргументированно гипотеза об «искусственно организованном голоде» изложена в трудах Роберта Конкве-ста5. С началом в СССР эпохи гласности, сопровождавшейся развязанной сверху резко критической кампанией по развенчанию «мифов советской истории», работы Конквеста стали активно публиковаться как в изданиях демократической ориентации, так и в академических журналах, в том числе на Украине6.
В монографии «Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом» Конквест коснулся и событий на Северном Кавказе и в Поволжье. В частности, применительно к Поволжью он указал, что голод разразился в районах, «частично населенных русскими и украинцами, но больше всего поражены были им немецкие поселения», «главной мишенью террора голодом» стала Республика немцев Поволжья7. Конквест затронул вопрос о величине демографических потерь советской деревни во время голода и отметил, что «для Центральной и Нижней Волги [...] потери пропорционально были так же велики, как и для Украины»8. Он привел высказывания на этот счет ряда западных журналистов, находившихся в СССР в 1930-е гг.9 Говоря о голоде в Республике немцев Поволжья, Конквест априорно утверждал о 140 тыс. немцев, умерших там от голода. Он полагал, что уровень смертности в Республике «не был таким высоким, как на Кубани» благодаря посылкам, полученным голодающими немцами из Германии и, «возможно, по другим причинам»10. Общее число жертв голода 1932-1933 гг. в советской деревне Конквест определил цифрой 7 млн человек. Из них на Украине, по его мнению, от голода погибло
11
5 млн человек, на Северном Кавказе — 1 млн человек, в «других местах» — 1 млн человек11.
Другим западным ученым, сыгравшим немалую роль в создании концепции об антиукраинской направленности голода 1932-1933 гг., был Джеймс Мейс12, активно выступавший с идеей геноцида голодомором Украины. По его мнению, первопричины трагедии следует искать в национальной политике Кремля. Он считал, что голод 1932-1933 гг. на Украине — это осуществленная на практике сталинистами политика геноцида, целью которой было уничтожение украинской государственности. В то же время Мейс указывал, что сталинский террор на Украине нацеливался не против людей определенной национальности или рода занятий, а против граждан Украинского государства, которое возникло во время распада Российской империи и пережило свою собственную гибель, возродившись в виде Советского государства13.
В конце 1990 — начале 2000-х гг. идеи Конквеста — Мейса получили поддержку и дальнейшее развитие в трудах современных украинских исследователей. Среди них прежде всего следует выделить публикации С. В. Кульчицкого, В. И. Марочко, Ю. И. Ша-повала, Р. И. Пирога и других авторов14.
К сожалению, трагедия 1932-1933 гг. приобрела политический подтекст и стала использоваться политиками Украины и антироссийскими силами ряда западных государств в конъюнктурных политических целях. Антироссийские силы на Украине и на Западе пытаются предъявлять претензии России, которая как правопреемник СССР должна, по их мнению, взять на себя ответственность за политику сталинского режима в Украине в 1930-е гг. В этом случае Украина может рассчитывать на материальную компенсацию от России за организованный руководством СССР на Украине геноцид голодом в 1932-1933 гг. Попытки провести данную резолюцию в ООН закончились неудачей15.
Ярким примером антироссийской направленности стала приуроченная к 60-летней годовщине голода международная научная конференция в Киеве в сентябре 1993 г. В выступлениях на конференции президента Украины Л. Кравчука и лидеров Руха прозвучали призывы предъявить России счет за якобы организованный ею в 1933 г. голод на Украине, аналогичный предъявленному Германии после разгрома нацистов за холокост. На конференции говорилось о голоде, «организованном чужим народом», о необходимости обладания Украиной ядерным оружием как гарантии против повторения 1933 г., о снятии проблемы Севастополя и Крыма в
12
двусторонних отношениях как компенсации за 1933 г. Однако в официальных опубликованных материалах конференции эти «идеи» не получили отражения16.
Позиция российских ученых, принимавших участие в работе конференции, была изложена в специальном письме в редакцию журнала «Отечественная история»17. Бывший тогда заместителем директора Института российской истории РАН В. П. Дмитренко не принял предложение И. Е. Зеленина, участвовавшего в работе киевской конференции, о публикации на страницах журнала всех вышеназванных обстоятельств под предлогом того, что журнал займет одностороннюю позицию, не опубликовав одновременно украинскую версию событий. Кроме того, В. П. Дмитренко руководствовался стремлением не обострять отношений с украинскими коллегами, понимая, что они попали под «идеологический пресс» политического руководства Украины.
16-18 октября 2003 г. в Италии (в г. Виченца) была проведена крупная международная конференция с целью «научно подтвердить» теорию геноцида Украины в 1932-1933 гг. со стороны сталинского руководства18. В ее работе приняли участие ведущие специалисты в области изучения голода из Италии, Украины, России, США, Канады и других стран. На конференции были представлены все существующие точки зрения по данной проблеме, в том числе сторонников и противников теории «геноцида-голодом» Украины (А. Грациози, Н. А. Ивницкого и др.). В результате дискуссии была принята резолюция, включившая в себя пункт о распространении голода в 1932-1933 гг. за пределы Украины, на территорию России и Казахстана. Антиукраинская версия трагедии 1932-1933 годов на Украине не была поддержана российской делегацией в составе крупнейшего российского исследователя коллективизации Н. А. Ивницкого и автора настоящей монографии.
Еще одной попыткой с украинской стороны обосновать теорию геноцида голодом в 1932-1933 гг. Украины со стороны руководства СССР стало научное заседание Российско-украинской комиссии историков, организованное Институтом всеобщей истории РАН и Институтом истории Украины Национальной академии наук Украины 29 марта 2004 г. в Москве, в здании Президиума Российской академии наук. Заседание было посвящено обсуждению темы «Голод в Украине 1932-33 годов: Причины и последствия». Оно проводилось в рамках семинаров российских и украинских ученых, а также по инициативе МИД России, который обратился к Российской академии наук за разъяснением относительно обстоя
13
тельств голода 1932-1933 гг. на Украине. В заседании участвовали ведущие российские историки, специалисты в области изучения Советской России сталинского периода из Института российской истории РАН, Института всеобщей истории РАН, МГУ им. М. В. Ломоносова, МПГУ: А. О. Чубарьян, В. П. Данилов, Е. И. Пивовар, А. А. Данилов, А. В. Шубин, В. С. Лельчук, В. Б. Жиромская, О. М. Вербицкая, Н. А. Араловец и др. С украинской стороны в заседании участвовали С. В. Кульчицкий, В. И. Марочко, Г. Г. Ефи-менко.
Для проведения дискуссии с основными докладами выступили С. В. Кульчицкий и В. П. Данилов. Доклад С. В. Кульчицкого назывался «Был ли голод 1932-1933 годов геноцидом?» В. П. Данилов выступил на тему «Голод 1932-1933 годов — кем и как он был организован?» Затем состоялась свободная дискуссия участников заседания. В результате открытого и эмоционального обмена мнениями российские историки не поддержали версию украинских коллег о геноциде голодом на Украине в 1932-1933 гг. со стороны сталинского режима. Российские участники пришли к заключению, что в научном плане следует говорить о недальновидной, безнравственной и в ряде моментов преступной политике Сталина, ответственного за голод в СССР в 1932-1933 гг., причем не только на Украине, но и в российских регионах19.
Кульминацией политизации всенародной трагедии стал принятый 28 ноября 2006 г. Верховной Радой Закон «О голодоморе 1932-1933 годов в Украине», которым определяется, что эта трагедия является геноцидом украинского народа20. При этом «пляской на костях» можно назвать так называемые научные конференции, организованные накануне принятия вышеназванного закона и проходившие не только под антироссийскими, но и антисемитскими лозунгами, например «научная конференция», организованная в Киеве 24 ноября 2006 года Межрегиональной академией управления персоналом, Международной кадровой академией и другими организациями на тему: «Карательные органы еврейско-большевистского режима», где доказывался тезис об этническом геноциде украинского народа в 1932-1933 гг21.
Своеобразным итогом российско-украинской дискуссии по проблеме голода 1932-1933 гг. стал организованный журналом «Родина» 11 мая 2007 г. «круглый стол» на тему «Голод на Украине и в других республиках СССР. 1932-1933 гг. Организаторы и вдохновители». В его работе приняли участие наиболее авторитетные исследователи данной темы из России и Украины22.
14
В своих выступлениях на «круглом столе» украинские ученые С. В. Кульчицкий и Ю. И. Шаповал попытались в очередной раз обосновать ранее выдвинутую Конквестом — Мейсом, поддержанную ими и ставшую законом Украины теорию «геноцида — голодом», доказать антиукраинский характер голода 1932-1933 гг. в СССР.
В частности, С. В. Кульчицкий заявил, что на Украине ученые «признают голодомор геноцидом, то есть преднамеренным, отлично спланированным и тщательно замаскированным убийством миллионов людей, предпринятым в политических интересах одного человека — Сталина». На эту тему им написана специальная монография с характерным названием — «Почему он (имеется в виду И. В. Сталин. — В. К.) нас уничтожал?»23 С. В. Кульчицкий утверждает, что «террор голодом был нацелен не просто на крестьян как представителей социальной группы, а именно на украинских крестьян — основу нации». Анализируя причины трагедии, С. В. Кульчицкий указывал, что голодомор 1932-1933 гг. на Украине имел своей главной целью «удержать в Советском Союзе расположенную на границе с Европой национальную республику», «которая могла воспользоваться катастрофическими последствиями подхлестывания экономики, чтобы выйти из СССР». По его мнению, трагедия стала возможной «вследствие принудительного насаждения искусственного, взятого из головы социально-экономического строя в многонациональной стране». Кроме того, ее причиной «было стремление сталинской команды отвести от себя вину за экономические провалы в "социалистическом строительстве", которые привели к голоду во всей стране». С. В. Кульчицкий считает, что «голодомор — это чисто советское народоу-бийство». Он разделяет трагедию 1932-1933 гг. на «голодомор» в Украине и голод в остальных регионах СССР, основываясь на несопоставимых, по его мнению, цифрах жертв (например, 3 млн на Украине и 300 тыс. в Поволжье при приблизительно равной по размерам территории)24.
Точку зрения С. В. Кульчицкого на «круглом столе» развивал другой украинский исследователь Ю. И. Шаповал, заявивший о том, что «антиукраинская направленность сталинского режима» была обусловлена «недоверием Сталина ко всей парторганизации УССР» и выразилась в прекращении «украинизации» и в более жесткой миграционной политике25.
Участники «круглого стола» с российской стороны в очередной раз не поддержали изложенную украинскими учеными концеп
15
цию голода 1932-1933 гг. в СССР. В то же время наиболее авторитетные российские и украинские историки остаются единодушны в том, что память о трагедии 1932-1933 гг. должна не разъединять, а объединять братские народы. Поэтому необходимо продолжение научного диалога по спорным вопросам данной темы26.
Следует особо подчеркнуть, что украинскими исследователями и публицистами проделана огромная работа по восстановлению реальной картины голода на Украине в 1932-1933 гг.27 Прежде всего заслуживают высокой оценки выполненные в лучших академических традициях документальные сборники на эту тему, в которых показано, как это было, на основе достоверных документов, в том числе ГПУ УССР28. Также несомненным достижением украинских исследователей стало издание работ, содержащих свидетельства о трагедии переживших ее очевидцев29.
Самым слабым местом концепции Конквеста — Мейса и их последователей является источниковая база. На это очень аргументированно указал прекрасный знаток советской истории Стефан Мерль30. Кроме того, он дал свою интерпретацию событий 1932-1933 гг. в СССР. По его мнению, голод был скорее результатом стечения обстоятельств, чем преднамеренной акцией власти. Он стал следствием неудачной экономической политики, просчетов в установлении квот обязательных зернопоставок, игнорирования региональных различий. Критикуя позицию Конквеста, Мерль задавался резонным вопросом: зачем коммунистическому правительству надо было специально организовывать голод, который коснется не только его врагов, но и союзников — беднейших крестьян, колхозников-ударников, бывших «красных партизан» и т. д.31
Наряду с Мерлем гипотеза Конквеста об искусственно организованном голоде была подвергнута критике и другими западными учеными32. Так, например, известный английский историк Алек Ноув выразил несогласие с Конквестом, заключая, что скорее это был «сокрушительный удар» по крестьянам, среди которых было много украинцев, чем по украинцам, среди которых было много крестьян33.
В ряду критиков Конквеста следует выделить Марка Таугера, впавшего в другую крайность. Если Конквест утверждает мысль о преднамеренном характере голода, отсутствии для него объективных причин, кроме субъективных антиукраинских устремлений сталинского режима, то Таугер заявляет, что голод произошел из-за «нехватки зерна», вызванной не столько неудачной экономической политикой, сколько плохими погодными условиями и нера
16
дивыми советскими чиновниками, «плохо информированными» и недостаточно гибкими34.
Подобная оценка Таугера размеров урожая 1932 г. вызвала критику со стороны ряда авторитетных исследователей. По их мнению, хотя урожай 1932 г. и не был впечатляющим, его вполне могло бы хватить, чтобы население дожило до следующего урожая. Кроме того, они утверждают, что голод был использован Сталиным, чтобы преподать урок крестьянам, сопротивляющимся коллективизации. Сталинскому режиму необходимо было выбить у крестьянина мысль о том, что зерно, которое он вырастил, — его собственность. Его надо было заставить работать в колхозе. А непокорных единоличников следовало загнать туда бесповоротно. В этом же ряду признается наличие у сталинистов мотива подавления с помощью голода украинского национализма, социальной базой которого было крестьянство35.
Критики Конквеста справедливо обвиняют его и других представителей «украинской школы искусственно организованного голода» в излишней политизации, использовании ими при анализе событий 1932-1933 гг. риторики «холодной войны», следовании настроениям антисоветских эмигрантских кругов36.
Западные исследователи, воспринявшие идею «организованного голода», разделились между собой в истолковании самого этого понятия. Что значит «умышленный», «преднамеренный», «организованный» голод? Был ли у Советского правительства детальный план, выработанный заранее, по которому оно «управляло голодом», или голод стал результатом политики и использован сталинским режимом в собственных целях? «В голоде не было ничего случайного, непредвиденного, стихийного. Все было решено, предусмотрено и тщательно спланировано», — писал Петро Долина, сам переживший голод на Украине и опросивший в лагере для перемещенных лиц в Западной Германии в 1946-1947 гг. других свидетелей37. Его сторонники утверждают, что «политическое решение» развязать голод было принято в «далекой столице» за «банкетными столами» и во время официальных заседаний до начала хлебозаготовительной кампании 1932 г.38 В качестве доказательства они приводят ряд постановлений Советского правительства, принятых в период с июля 1932 г. по январь 1933 г., ограничивающих свободу передвижения крестьян в голодающих районах. Сделано это было для того, чтобы держать крестьянина «запертым в его деревне»39. Этот мотив был понятен каждому крестьянину в голодающих районах.
17
Подобные оценки до настоящего времени не получили документального подтверждения. Исследователями не обнаружено еще ни одного постановления Советского правительства и ЦК партии, приказывающих убить с помощью голода определенное число украинских или других крестьян40. Это намерение сталинского руководства не было подтверждено и итоговым отчетом Международной комиссии по расследованию голода на Украине 1932-1933 гг. Изучив всю совокупность представленных ей архивных документов, свидетельств очевидцев, мнений ученых, комиссия пришла к выводу, что она «не в состоянии подтвердить наличие преднамеренного плана организации голода на Украине с целью обеспечения успеха политики Москвы»41.
Среди западных специалистов, занимающихся проблемой коллективизации и голода 1932-1933 гг. в советской деревне, следует особо выделить ученых: Роберта Дэвиса, Майкла Левина, Стивена Уиткрофта, Линн Виолу и Шейлу Фицпатрик и др.42 Так, например, Виолу и Фицпатрик объединяет общий методологический подход — взгляд на проблему в рамках социальной истории, как бы снизу, через анализ крестьянского положения в годы коллективизации, восприятия коллективизации, изменения сущностных черт крестьянского мира в результате сталинской политики43. Голод 1932-1933 гг. выступает у них как результат противостояния крестьянства и государства в годы коллективизации. В то же время Фицпатрик, возлагая ответственность за трагедию на сталинское руководство и ссылаясь на авторитетнейшего специалиста в области изучения голода нобелевского лауреата Амартиа Сена, справедливо указывает, что голод 1932-1933 гг. был «скорее нормой, чем исключением, в современной истории голода»44.
Работы Стивена Уиткрофта в соавторстве с другим замечательным исследователем России Робертом Дэвисом, основанные на достоверных и солидных источниках, дают взвешенную оценку состояния сельского хозяйства СССР в 1931-1933 гг. Особую ценность представляют материалы Уиткфорта о хлебофуражных балансах СССР в начале 1930-х гг., а также демографических потерях советской деревни во время голода 1932-1933 гг.45 На данный момент Уиткрофт — наиболее авторитетный специалист по данным аспектам темы среди российских и зарубежных исследователей.
Выдающимся событием в историографии проблемы стала публикация в 2004 г. совместной монографии Р. Дэвиса и С. Уиткрофта, посвященной анализу ситуации в сельском хозяйстве
18
СССР в 1931-1933 гг.46 О ее научном значении можно судить хотя бы по тому факту, что, ознакомившись с содержанием монографии, Р. Конквест признал ошибочность своего тезиса о голоде-геноциде. В письме авторам книги он заявил, что Сталин специально не устраивал голод, хотя и ничего не сделал для предотвращения трагедии47. В своей монографии Дэвис и Уиткрофт дали глубокий и всесторонний анализ кризисного состояния сельского хозяйства СССР в результате сталинской коллективизации и связанной с ней политики хлебозаготовок и других госпоставок сельхозпродукции маломощными колхозами и единоличными хозяйствами. Аграрная политика сталинизма разрушила сельскохозяйственное производство и в конечном итоге привела к голоду. В то же время авторы указывают на непреднамеренный характер данной политики, показывают меры правительства по выходу из голодного кризиса. Они привели 35 партийно-правительственных постановлений о предоставлении продовольственной помощи голодающим регионам СССР. Первое из них датировано 7 февраля, а последнее — 20 июля 1933 г. Совокупный объем помощи составил 320 тыс. тонн зерна, из них в УССР и на Кубань было направлено 264,7 тыс., а во все другие регионы, вместе взятые, — 55,3 тыс. тонн48. Данные факты убедительно опровергают теорию геноцида голодом Украины.
Наряду с западными исследователями проблему голода 1932— 1933 гг. и коллективизации советской деревни освещали в работах ученые из Японии и Южной Кореи49. Среди японских исследователей следует особо отметить Хироси Окуду, написавшего прекрасную монографию о положении поволжской деревни в годы сталинской «революции сверху», не поддерживающего теорию «геноцида голодом»50.
Характеризуя работы иностранных специалистов, нельзя обойти вниманием публикации ученых «русского зарубежья». Среди них — фундаментальный труд эмигранта, известного русского экономиста С. Н. Прокоповича «Народное хозяйство СССР». В нем отмечалось, что в 1932-1933 гг. «вся черноземная Россия пережила тяжелый голод со всеми его демографическими последствиями». Причины голода автор связал с «принудительной коллективизацией крестьянских хозяйств и обложением их высоким натуральным налогом»51. В данной работе были приведены факты о положении на Нижней Волге накануне и во время голода из опубликованных на Западе воспоминаний иностранцев, находившихся в СССР в начале 1930-х гг.
19
Современные российские исследователи в целом положительно оценивают вклад зарубежных коллег в изучение советской коллективизации и голода 1932-1933 гг., указывая при этом на необходимость более пристального внимания к региональным аспектам и источникам52. В то же время они не приемлют политизации проблемы и выступают против оценок украинских и ряда западных ученых об антиукраинской направленности голода 1932— 1933 гг. в СССР, тем более его характеристике как «геноцида».
Российские исследователи сформулировали свои подходы к данной проблеме, которые основаны прежде всего на достоверной источниковой базе, а также на результатах совместной работы над международными проектами по истории коллективизации, осуществленными в 1990-е — начале 2000-х гг. под руководством выдающегося историка-аграрника В.П. Данилова53. Кроме того, ими проделана значительная работа по изучению голода 1932-1933 гг. в российских регионах, в том числе в Поволжье, на Дону и Кубани.
Как известно, в советский период, начиная с 1930-х гг. и до середины 1980-х гг., голод 1932-1933 гг. замалчивался в отечественной исторической литературе, был запретным для исследователей, принадлежал к числу так называемых «белых пятен» советской истории. В работах историков-аграрников, занимавшихся историей коллективизации, в том числе в Поволжье и на Северном Кавказе, доминировал стереотип сталинской оценки влияния коллективизации, социально-экономической политики Советского государства на материальное положение крестьянства в 1932-1933 гг. Согласно этой оценке, высказанной И. В. Сталиным на январском 1933 г. объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) и февральско-мартовском того же года Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников, в 1933 г. крестьяне «навсегда забыли о нищете, голоде и разорении» и «уверенно шли к зажиточной жизни»54.
В условиях запрета на исследование трагедии 1932-1933 гг. советские историки были вынуждены в публикациях, затрагивая события данных лет, замалчивать факт голода или, в лучшем случае, говорить о хлебозаготовительных трудностях 1931-1932 гг. в основных зерновых районах страны. Их возникновение они объясняли объективными причинами: погодными условиями, трудностями организационно-хозяйственного становления колхозов, саботажем кулачества.
«Саботаж кулачества» рассматривался в большинстве работ советских историков-аграрников данного периода как главная
20
